Золотой день - читать онлайн книгу. Автор: Яна Темиз cтр.№ 76

Подбирай кто хочет. И Тимур был среди тех, кто хотел.

Их таких, молодых, стройных, на все готовых, было здесь немало, у каждого была неофициально ограниченная территория, на которой ему разрешалось вести охоту. Попасть в ряды этих избранных было нелегко – вон сколько таких же красавцев торчит в официантах или на другой поганой работе, или торгует чем ни попадя, или весь вечер вкалывает зазывалой в ресторане. Тимура пристроили по блату: его все любили, и друзей у него хватало.

Первая же охота стала удачной. Рассказывая об этом, Тимур даже оживился и слегка воспрянул духом: разве он сделал что-нибудь противозаконное? Наоборот, все довольны и счастливы, он никого не обманывал, деньги не вымогал, ничего не украл, никого не насиловал. Последнее заявление он выговорил чуть ли не со смехом: вы бы видели ту англичанку! Толстая, белесая, обгорела до мяса, волосенки блеклые, лет под пятьдесят – да она еще и недоплатила за ту неделю, что он с ней провел. Потом пришлось на другой участок перебираться, слишком часто его с ней видели, нельзя же сразу после отъезда одной пассии крутить с другой. Это не запрещено, всегда можно с кем-нибудь махнуться, они, англичанки эти, любят, чтобы все как бы по правде. Что вот, мол, появился страстный восточный мужчина, увидел ее и пропал. А что ее соотечественники, включая мужа, на нее сто лет уже ноль внимания, так это их проблемы: либо импотенты все как один, либо темперамент у них не тот.

А правда: эти английские мужики, разоткровенничался Тимур, чувствуя интерес собеседника, они и внимания не обращают, кто и как с их женщинами себя ведет. Все равно им, что ли? Там, в Дидиме, каждый официант с этими туристками заигрывает, лапает их сколько хочет, те полуголые ходят и всем на шею вешаются.

Словом, заработать – раз плюнуть.

После второго сезона Тимур, ничего не сказав родным, купил машину, ничего особенного, «сэконд хэнд», конечно; обзавелся кое-какими дорогими игрушками типа зажигалок, хорошего телефона с встроенной камерой, плеера последней модели, стал подумывать о переезде в отдельную квартиру, но на это пока не решался: все-таки заработки у него сезонные, а за квартиру платить круглый год. Мать, опять же, готовит, стирает, гладит, куда сынок ушел и во сколько пришел, не спрашивает, сестра замуж свалила – чем не жизнь и при родителях, правильно?

А следующим летом все на том же золотом пляже вкрадчивый, с детства знакомый голос вдруг сказал в самое ухо: «Так вот, оказывается, чем ты занимаешься, малыш! Я за тобой три дня наблюдаю».

– И после этого ты говоришь: он не признался! Да на фиг нам его признание, если он мотив сам выложил? Она ему принялась нервы мотать: то да се, да как нехорошо, да мамочке расскажу, да в газете напишу. Про мамочку-то он не очень испугался, наврал бы чего-нибудь, выкрутился бы, а вот газета! Он сразу смекнул, что она ведь и за другими понаблюдать может, и типа расследования что-нибудь соорудить, шума много будет, нашего брата на них напустят, – короче, весь их сладкий бизнес накроется только так. А из-за кого, спрашивается? Его коллеги так называемые да крыша их вряд ли бы обрадовались. Ну, мачо наш испугался и потихонечку в шантаж этот втянулся. Сначала-то она ничего вроде как и не требовала, потом привыкла у него машину одалживать, посылать туда-сюда с поручениями. Я так думаю, что он и с ней спал, хоть он прямо и не говорит. Короче, надоела ему хуже горькой редьки, он и не выдержал. Будешь дальше слушать? Он там прямо говорит, что она ему позвонила с этого их золотого дня и к парому вызвала. Сообщение прислала, что сестра его что-то пронюхала и что, мол, поговорить надо. Вот и поговорили.

– Как ты думаешь, могло такое быть? – было уже поздно, когда он добрался до дома, но Айше ждала его – и его рассказа.

– Ты меня спрашиваешь или самого себя? – улыбнулась она. – Может, чаю тебе?

– Слушай, а глинтвейна у нас не осталось? В самый раз бы в такой холод.

– Есть бутылка, только мне, наверное, нельзя из-за лекарства этого. Там написано: с алкоголем нельзя!

– А ты лекарство не принимай, глинтвейн, по-моему, не хуже. Сколько ты его уже принимаешь – а толку?

– Там написано: надо дней десять, и тогда…

– Мало ли что где написано! – Кемаль достал штопор и пошёл в холодную гостиную за бутылкой. – Выпьешь горячего глинтвейна вместо этой отравы, и все дела. Не могу я после этого мальчишки чай пить! Как вспомню эту журналистку… брррр… дай-ка мне чайник стеклянный.

– Она действительно на золотом дне то ли звонила, то ли сообщения посылала, я не помню. Но телефон при ней был – это точно, и она что-то с ним делала, это я помню. Могла и поговорить, я бы из-за шума не услышала. Давай еще корицы добавим, лучше будет, – она с удовольствием вдохнула ароматный пар и бросила в чайник несколько кусочков темной коры. – Но если бы он столкнул ее с парома, разве он оставил бы там машину? Она же прямо на него указывает! Сел бы спокойно на той стороне, объехал вдоль залива – и домой, никто бы вообще это дело с ним никак не связал.

– Вот именно, – кивнул Кемаль. – Возьми телефоны, а я кружки отнесу. Тут, в принципе, возможны варианты, – вот мы и снова в маленьком кабинете, когда же эта зима кончится, еще только декабрь, подумал он. – Мальчишка мог запаниковать и просто-напросто сбежать, позабыв и про машину, и про все на свете. А мог, наоборот, хладнокровно рассчитать, что кто-нибудь видел Гюзель за рулем или когда она выходила из машины, а кто-нибудь мог потом запомнить его самого в той же машине. И он решил, что безопаснее будет бросить машину, все равно ведь никуда она с парома не денется. И тогда признался он сейчас с тем же расчетом: вот, мол, расскажу все, как было, вот такой я наивный мальчик, а убийство – попробуйте докажите.

– А он бы успел? Не помнишь, его во сколько вызвали? Уже ночь была, да?

– В смысле добраться с той стороны? Мог успеть. На том же пароме, кстати. Или, если бы побоялся там светиться, мог и на автобусе доехать. Или даже такси взять – где мы того таксиста найдем?

– А почему нет, если он был у выхода с парома? Там же наверняка всегда одни и те же работают.

– А кто этим будет заниматься? Нам даже ради журналистки столько людей не дадут. Я, вообще-то, поспрашивал бы тех, кто на пароме был: может, хоть кто-нибудь их вместе видел. Он же утверждает, что на паром не садился. Вроде как она вышла из машины, они поговорили, покурили, потом разрешили заезжать, и она заторопилась, а он такси взял и домой. Кто-нибудь может их вспомнить, особенно те, кто на машинах. Я бы поспрашивал, – повторил Кемаль, прикидывая, когда же, интересно, он будет это делать.

– Думаешь, не разрешат?

– Не то что не разрешат… скажем так, не запретят. Ты же знаешь мое начальство: если можно что-то раскрыть, закрыть, спихнуть в другой район, то никто против этого не иди. Помнишь то убийство в подъезде… ну где провод компьютерный? Все же на мужа указывало, так нет – на маньяка какого-то списали и в Борнову отдали, а маньяк никакой больше не появлялся, муж на свободе, и мы к делу отношения не имеем. Так вот: если парень сел на паром, то машина найдена на той стороне, труп в море, можно и туда передать. А если они на этой стороне поговорили и расстались, то главный свидетель, он же подозреваемый, наш, значит, и все дело наше. Тогда его лучше быстренько раскрыть, тем более что и мотив есть, и возможность, и все, что хочешь.