Структура социалистического рабочего поселка вытекала из задачи формирования специфической территориально-административной организации населения, способной обеспечивать управление им как в трудовом, так и в бытовом отношении. Планировочно-пространственное воплощение этого устройства выражалось в двухуровневом иерархическом членении территории поселка на: 1) «хозяйственно-бытовые единицы первично-коллективного типа» (то есть казармы, общежития, дома-коммуны, секционные дома покомнатно-посемейного заселения и т. п.); 2) «крупные планировочные единицы» – кварталы, объединяющие несколько «хозяйственно-бытовых единиц» и обеспечивающие баланс количества проживающих в них населения и «вместимости» располагающихся здесь же объектов обслуживания
[438].
Организационно-управленческие основы проектирования рабочих поселков заключались в том, что жилая площадь в ведомственном или муниципальном жилом фонде предоставлялась рабочему или служащему и членам его семьи лишь во временное пользование – на срок действия рабочего контракта. Вселение производилось по решению администрации градообразующего промышленного предприятия или советского учреждения при трудоустройстве человека на работу. В случае преждевременного разрыва контракта или планового окончания срока его действия рабочий или служащий вместе с семьей должны были покинуть занимаемое помещение.
Эти структурные и организационно-управленческие основы обеспечивали реализацию главного предназначения советского рабочего поселения – осуществлять: а) социальную фильтрацию населения, б) трудомобилизационную организацию населения, то есть управление трудовыми ресурсами, «принадлежащими» предприятию, строившему поселок.
Социальная фильтрация населения заключалась в том, что право жить в поселке обретали лишь те, кто трудился на градообразующем предприятии, работал в системе общественного обслуживания или в системе поселкового управления. Обитать в нем и ничего не делать, кормясь с собственного приусадебного участка или частным образом ремесленничая (как, например, в городе-саде или дореволюционной деревне), было запрещено. Еще одним средством являлось централизованное распределение продуктов, вещей, медицинского, образовательного и прочего обслуживания (эту функцию исполняла система КБО): получать все эти услуги, продукты, вещи могли лишь те, кто трудился и поэтому имел право жить в поселке.
Трудомобилизационная организация населения, а также жесткое прикрепление трудовых ресурсов к месту труда осуществлялись благодаря исключительно государственной (государственно-ведомственной) форме владения, распределения и распоряжения жилищем – в условиях отсутствия частного жилища получить крышу над головой можно было лишь из рук администрации градообразующего предприятия.
Итак, государственная градостроительная политика середины – второй половины 1920-х гг., в рамках которой сформировалась и была реализована доктрина советского рабочего поселка, воплощала общеидеологические установки, организационно-управленческие и административно-территориальные принципы организации общества. Она была направлена на следующее:
– вытеснение массового индивидуального жилищного строительства многоквартирным, многоэтажным, предназначенным для покомнатно-посемейного заселения членами трудобытовых коллективов градообразующего предприятия;
– замену жилой застройки коттеджного типа домами-коммунами, кварталами-коммунами для размещения трудовых ресурсов, обслуживающих производственные комбинаты, фабрики, транспортные узлы, электростанции и подобные производственные объекты
[439];
– возведение индивидуального жилища в виде одно-, двухэтажных отдельно стоящих или блокированных домов исключительно в целях вознаграждения местного партийно-государственного чиновничества и представителей рабочей олигархии;
– замену общественного самоуправления и автономных форм семейного быта, предполагавших свободный выбор образа жизни (в говардовском понимании), на административно-территориальное руководство (в советском понимании, то есть как принудительное объединение трудящихся в бытовые коллективы – единицы советского общества);
– структурирование (двухуровневое) селитьбы на жилые единицы, объединяемые в кварталы в целях территориально-административной организации населения, призванной обеспечивать управление им как в трудовом, так и в бытовом отношении;
– фиксацию (планировочными и пространственно-композиционными средствами) основополагающей роли градообразующего промышленного предприятия (в отличие от поселений советской жилищной кооперации середины 1920-х гг., которые размещались вне существовавших городов, в природной среде и не предполагали наличия градообразующего промышленного предприятия).
Именно в результате этой политики во второй половине 1920-х гг. на смену говардовскому городу-саду окончательно пришел советский рабочий поселок, а возведение поселений жилищной кооперации, автономных в социальном, организационно-управленческом и финансовом плане, полностью сошло на нет. Так, в 1928 г. в уездах Московской губернии проектировалось всего лишь три поселка РЖСКТ: Пчелка, входивший в состав рабочего поселка Бирюлево
[440]; Спартак – дачного типа близ станции Прозоровская (Кратово) Казанской железной дороги
[441]; Болшево – при текстильной фабрике вблизи одноименной станции Щелковской ветки Северных железных дорог
[442]. В 1929 г. – пять поселков: Климовский при Климовском заводе; поселок Фабрики им. Цурюпы; поселки имени Первого мая при ст. Тарасовка Северных железных дорог
[443] и ст. Малаховка Казанской железной дороги
[444]; Красный Ткач Клинского уезда
[445]. Информации о проектировании обособленных поселков жилищной кооперации в 1930-е гг. не обнаружено.
Советский ведомственный рабочий поселок, пришедший на смену поселениям жилищной кооперации, в соответствии с рекомендациями по его проектированию, подготовленными под руководством Цекомбанка представителями основных организаций-застройщиков и проектировщиков соцпоселений – ВСНХ СССР, НКПС, НКТ, Центрожилсоюза, Моссовета, Института сооружений, должен был представлять собой «самостоятельный жилищно-производственный комплекс», предполагавший наличие градообразующего предприятия
[446]. Но следует заметить, что даже в конце 1920-х гг. это положение в большей степени оставалось рекомендательным, так и не превратившись в незыблемый постулат проектной практики. Это происходило, в частности, и потому, что проектировщики, даже следуя предписаниям свыше, не способны были самостоятельно «выдумывать» профили и мощности градообразующих предприятий, но вынуждены были учитывать специфику реальных ситуаций.