– Значит, у вас это происходит так… – прошептала Утренняя Роса.
– А у вас? – удивился Тимур. – Разве не так?
Девушка не ответила.
– Твое тело не отличается от тел земных девушек, – настаивал Коршунов. – Наши мужчины устроены так же, как ваши. Значит, и в… эээ… процессе соития не может быть существенных различий. Логично?
Девушка вновь не ответила. Вместо этого повернулась к Тимуру, попросила:
– Можно, я буду называть тебя Тим, как Римма?
– Можно. А я тебя буду называть Росинка.
– Лучше Росянка.
Коршунов закашлялся от неожиданности.
– Эээ… Вообще-то это не одно и то же. Росянка – это…
– Я знаю смысл слова и видела существо, которое так называют. Но мне нравится звучание. Оно мягкое, нежное. Пусть этим именем меня будешь называть только ты.
– Ну… хорошо. – Тимур пожал плечами. – Если тебе нравится, буду называть. Моя Росянка.
Он осторожно коснулся губами ее груди.
– Да. Я твоя Росянка.
Она притянула его к себе, и они снова стали одним целым. Теперь она позволила себя обнимать.
Потом они вновь лежали рядом в сгустившихся сумерках вигвама – дрова в очаге прогорели, и только малиново-алые угли подсвечивали темноту.
– А что означает твоя татуировка? – спросил Тимур. – Страшноватая она, честно говоря.
– Это тотем, – помедлив, ответила девушка. – Чем взрослее человек, тем больше его тотем. И страшнее, ты прав.
– Угу, значит, ты взрослая… У тебя сегодня в самом деле день рождения?
– Да. Сегодня день рождения Утренней Росы.
– И сколько ей лет, если не секрет?
– Если я скажу, что Утренней Росе тридцать земных лет, тебя это устроит?
– То есть ты моя ровесница? Да, вполне… устроило бы. Но не забывай, я работал в Кей-Кей. И после инцидента в интернате, естественно, навел о тебе справки. Ты прилетела на Землю в сорок седьмом году, с первой группой медеанцев. Двадцать пять лет прожила на нашей планете, большей частью работала смысловицей в детских учреждениях. За все это время ты навестила родину всего дважды – в пятьдесят шестом, накануне принятия Закона об охоте, и в шестьдесят восьмом – сразу после Тестурианского инцидента. Я смотрел голографии, ты ничуть не изменилась за последние двадцать пять лет. А еще, согласно отчетам Ставриди, первое упоминание об охотнице по имени Утренняя Роса относится к апрелю сорок второго года, – ты прилетала в поселок с Лючией Хилес. Ровно тридцать лет назад. Твоих голографий того периода нет, но я очень сомневаюсь, что Хилес похитила в стойбище новорожденного младенца.
В вигваме повисла тишина. Минута прошла, прежде чем медеанка произнесла:
– Ты так много обо мне знаешь. И все еще хочешь, чтобы я была твоей девушкой?
– Хочу, чтобы ты была моей женщиной, всегда. Моей женой. Для этого нужно пройти еще один обряд?
– Да. Обряд на крови.
– Эээ? – Коршунов даже приподнялся, уставившись на медеанку.
– Мы должны охотиться вместе. И вместе убить зверя.
– Всего лишь! – Тимур успокоенно опустился на шкуры. – Я готов. Только у нас, землян, тоже имеется обряд на этот случай. Жених должен познакомить невесту с родителями и получить согласие. Как ты к этому относишься?
Утренняя Роса медлила с ответом, размышляя. Наконец согласилась:
– Да. Это правильный обряд. Я постараюсь пройти его.
* * *
Вишневый сад утопал в белой пене, наполнял воздух густым ароматом, тысячеголосо гудел пчелиными ордами. Сад спешил жить, праздновал очередную победу над зимними стужами, сад радовался яркому майскому солнцу, синему небу, теплу. И пчелы радовались богатой сладкой добыче, и радовались вернувшиеся в свои гнезда скворцы, и ветерок, залетающий из оставшейся за калиткой степи, радовался. Даже гравий хрустел под ногами радостно. И Тимур радовался – что рядом с ним идет, крепко взяв за руку, неземная девушка со странным именем Росянка. Таинственная и любимая.
Слева басовито гавкнули. Здоровенный черно-рыжий пес, потомок медаленосных немецких овчарок и не знающих родства двортерьеров, выскочил на дорожку. Узнал молодого хозяина, завилял хвостом.
– Джек! Псина ты моя хорошая! – Тимур присел, протянул руки.
Джек тут же подскочил к нему, радостно заскулил, лизнул ладонь, попытался ткнуться черным холодным носом в щеку, был остановлен, обнят за шею.
– Джек, знакомься, это Росянка… эээ… для тебя – Роса. Она друг. – Коршунов поспешил успокоить девушку: – Он не укусит, только обнюхает, чтобы запомнить.
Однако обнюхивать гостью Джек не спешил. Издали потянул носом воздух, посмотрел на хозяина. Еще разок лизнул пальцы. И, высвободившись из объятий, унесся обратно в сад по своим собачьим делам.
– Обычно он слово «друг» с первого раза понимает, – пояснил Тимур, выпрямившись и отряхивая ладони. – Сегодня какая-то вожжа под хвост попала.
Девушка развела руками:
– Наверное, он индейцев никогда не нюхал.
– Это уж точно.
Они прошли еще немного, туда, где посыпанная розовым гравием дорожка сворачивала под прямым углом направо. Здесь сад расступался, открывая аккуратный двухэтажный домик с балкончиками, мансардой и небольшой террасой.
– Это ваше родовое стойбище… то есть поместье? – поинтересовалась Утренняя Роса.
– Угу, поместье, можно и так сказать. Родовое – это точно. Коршуновы в Приазовье и Луганских степях не знаю даже, сколько веков живут. Пошли, пошли, они нас уже увидели!
И правда, навстречу им из-за дома шел высокий крепкий мужчина. Черные кудрявые волосы его были чуть тронуты сединой на висках. И борода была такой же двухцветной, черно-седой. Довершали красочный портрет карие глаза, густые брови и орлиный нос. Одет он был по-домашнему – мягкие вельветовые брюки и клетчатая рубашка с закатанными по локти рукавами.
– Мать, где ты там?! – крикнул он, проходя мимо крыльца. – Гости уже прибыли!
Дверь в дом тотчас распахнулась, выпустив небольшую худенькую женщину в ярко-зеленом фартуке поверх серого платьица. Светлые волосы ее были завязаны в тугой пучок.
– Ну здравствуй, сынку! – Мужчина подошел к Тимуру, крепко пожал руку, затем и обнял за плечи.
– Тимушка! – Женщина подбежала следом, обвила шею сына руками, прижалась к груди. Они были так не похожи друг на друга, но Тимур умудрился унаследовать им обоим: от отца взял черты лица, от мамы – телосложение и волосы.
– Знакомьтесь! – Тимур чуть отстранился, повернулся к спутнице. – Утренняя Роса, моя невеста. Альберт Ринатович, Елена Олеговна, мои папа и мама. Прошу любить и жаловать.
– Здравствуйте, – робко проговорила медеанка.