Лора с трудом пробилась через группу фотографов у входа в гостиницу, остановилась подписать фотографии для кучки поклонников, дежуривших там весь день, восхвалявших и нынешнее провальное выступление. На стойке администрации она забрала ключи.
– Вас ждет в баре знакомый, – предупредила администратор. – Мистер Фаллон.
Соломон! Сердце так и подпрыгнуло.
– Спасибо, – улыбнулась она.
Пробежала через вестибюль в бар, покружила там в поисках черноволосого Соломона, высматривая знакомый высоко подвязанный хвост. Нигде не видно. В растерянности она двинулась к выходу. Чьи-то руки обхватили ее сзади за талию.
– Привет! Узнаешь?
Рори.
Лора повторила звук выстрела. Шорох падения. Плач умирающего зайца.
– Ну да. – Рори уставился себе под ноги, смущенно почесал в затылке. – Про то и хотел поговорить. Приехал извиниться.
Он и правда смотрел виновато, смущенно.
– Посидишь со мной? Я тут знаю неплохое местечко.
Они отправились в «Маллиганс», сумрачный паб, сели напротив друг друга за столик, как можно дальше от других посетителей. Пришлось выбирать самый укромный уголок, потому что, едва они вошли, все уставились на Лору. Все ее узнавали, и молодые и старые, а если и не узнавали в лицо, то слышали ее имя, знали про ее талант. Бармен тут же предложил им первый стакан за счет заведения – Рори взял «Гиннесс», Лора – воду. И Рори не позволил себе ехидничать по поводу ее трезвенности, он уже столько ошибок наделал, что теперь старался не допустить больше ни единого промаха. Сначала он зашел к Соломону, хотел извиниться за безобразие на стрельбище – уже большое дело для него, Рори не любил признавать свою вину, особенно перед старшим братом. Затем он хотел поговорить с Лорой, но Соломон сказал, ничего не выйдет. И тут Рори снова обозлился: братец придерживает девушку для себя, а ведь у него уже есть подружка, так нет же, он ведет себя так, словно и это чудо принадлежит ему. Всегда таким был. Ничем не хотел с Рори делиться, что его, то его, и точка. У них не очень-то складывались отношения, всегда чувствовалась какая-то натянутость, не выходило болтать легко и беззаботно, как со старшими. Старшие братья понимали Рори, часто смеялись над его выходками и, даже если не смеялись, все-таки понимали. Соломон – нет. Сразу же обижался. Всегда строго судил.
Он ведь и сам был не рад, что так вышло. Задним числом он прекрасно понимал, какую жестокую глупость совершил, но в тот момент ему так хотелось привлечь внимание девушки, что он забыл о последствиях – об опасности для других стрелков, о том, что она может счесть его психом. И ладно бы он налажал там, где его не видел никто из близких, но на глазах у братьев, отца, Лоры…
Разумеется, Соломон не принял извинения, пнул лежачего, и Рори догадывался, что брат ни словечка не передаст от него Лоре. Но он видел ее выступление, слышал, как все только о ней и говорят, и решил прийти повидаться. Найти ее было несложно, эту гостиницу упоминали чуть ли не в каждой газете, а раз она переселилась в гостиницу, у него появился шанс повидаться с ней, когда Соломона не будет поблизости.
Теперь он сидел за столиком и присматривался к Лоре. Необычная девушка – и при этом очень красивая. Экзотическая пришелица с гор графства Корк. Что же там вышло у них в квартире, почему она съехала от Соломона и Бо? Впрочем, где брату убыток, там ему прибыль. Так у них с детства повелось.
Прежде всего он извинился. Нет, вполне искренне – он из кожи вон лез, стараясь показать, как сильно сожалеет о своей глупости. Глазки раскрыть пошире, не впервой ему проделывать этот трюк. Девчонки от этого балдеют.
Лора сидела напротив Рори и чувствовала, как плывет голова. Она выпила два бокала белого вина и прислушивалась к непривычной реакции. Ей понравилось, можно бы выпить и еще. Ушло смятение, ушла и мигрень, которая чуть ли не каждый вечер настигала ее после того выстрела в Голуэе, пульсировала позади глаз. С тех пор мигрень словно и не прерывалась, лишь обострялась от стресса. Вот и правильно, что мигрень исцелилась именно сейчас: Рори был ее виновником, Рори и помог избавиться от мигрени. Или вино помогло? Так или иначе, он к этому руку приложил. И такой забавник, она смеялась без умолку, стоило ему раскрыть рот. Лора всем сердцем поверила, что Рори сожалеет о своем поступке, хотя, вероятно, немного преувеличивает, расписывая угрызения своей совести. Строит такие же гримасы, как тот флиртовавший со всеми подряд фотограф, от этого взгляд смягчается. Все это понарошку, но парни почему-то думают, что эти приемы должны сработать. И с чего ему так уж каяться? Она ему не судья. То происшествие сильно ее расстроило, но она же не вправе ставить другим людям оценки. Так она ему и сказала.
Рори оказался похож на своего отца. Он пустился рассказывать озорные истории о себе, о своих братьях, как они в ранней юности тайком удирали из дома по ночам. Похоже, главным занятием его жизни было доставать братьев, и об этом он рассказывал увлеченно и жизнерадостно. Лора слушала с удовольствием, особенно истории о Соломоне, хотела знать, каким он был в юности. Но, почувствовав, как закрывается Рори от слишком частых вопросов о Соломоне, она постаралась сдержать свое любопытство, откинулась на спинку стула и стала терпеливо слушать, с надеждой дожидаясь, пока вновь не всплывут волновавшие ее подробности. И старалась не дергаться при упоминании бывших подружек Соломона, не выдавать свой жгучий интерес. В итоге она получила такую информацию: все подружки Соломона были странные, на грани. Та, с которой он встречался несколько лет, поступила в университет искусств, и всей семье пришлось смотреть ее выставку «на ногах». Буквально на ее волосатых ногах с желтыми ногтями. Тут он расхохотался, и Лора осталась в недоумении, выдумал он эту подробность или не совсем.
– Как ты думаешь, почему он выбирал именно их? – спросила она, прикидываясь, насколько могла, равнодушной.
– Потому что сам он зануда, – ответил он. Жестко ответил.
Но ей почему-то казалось, будто общение с Рори приближает ее к Соломону. Во-первых, братья были похожи внешне. Рори коротко стриг волосы и ростом был пониже, черты лица еще не определились, и все же – уменьшенная копия Соломона. Лицо еще инфантильное, а Соломон сильнее, резче и во всем выразительнее – и в движении, и в осанке и позе, и, конечно, особенно выразительны его глаза. Рори сидит как придется, его поза ничего не означает, его взгляд редко останавливается на собеседнице, мечется во все стороны. И пусть его глаза сверкают, игриво блестят, выдавая внутренний жар и склонность к озорству, но сосредоточиться он ни на чем не умеет. Болтать с ним интересно, что правда, то правда. Болтая, он все время смотрит куда-то еще, потому что главным образом рассуждает как раз о людях, которые сидят за соседними столиками. Разговаривает на разные лады, якобы изображая вон ту парочку. Сочинил за них диалог и довел Лору до колик – пришлось попросить передышку.
Он плотник, Лоре представлялось нечто романтическое – мебель по собственной выдумке, вроде того подарка, что его отец сделал Мари, но нет, ничего подобного, говорит он.