— А при чем тут ФСИН?
— Ну как же, ведь в том корпусе содержались те, кого направили в больницу по приговору суда! Это были опасные типы — маньяки, социопаты…
— И как, поймали?
— Вроде бы да.
— Всех?
— Как бы всех.
— Что значит «как бы»?
— Это значит, что списки пациентов соответствовали тем, кого возвратили в означенное учреждение, — и только.
— То есть вы намекаете, что возвращены могли быть вовсе не те люди, которые сбежали? А знаете, Воронец ведь солгал мне насчет одной пациентки!
— Вы о ком?
— О Елене Свирской.
— Я помню это имя, она была среди сбежавших…
— А по заверениям главврача больницы, Елена находилась среди погибших!
— Странно… — озадаченно пробормотал следователь.
— Пожарный инспектор тоже так говорит. Я уж и не знаю, что и думать!
— Свирская интересовала меня мало, я больше был озабочен другим именем — Николая Коломийца.
— И почему же оно врезалось в вашу память?
— Потому что это очень опасный тип. Он содержался в одиночной камере… то есть палате, и постоянно — на седативных препаратах.
— Он что, людоед?
— Психопат. Только вот узнать о нем много не удалось: с ним разбиралась военная прокуратура Санкт-Петербургского гарнизона. Сами понимаете, через толщу брони военных пробиться почти невозможно: они были весьма скупы на комментарии, сказали только, что Коломиец обвинялся по делу об убийстве нескольких человек и был приговорен к пожизненному отбыванию срока в стенах психиатрической больницы.
— А кого он убил?
— Я не успел это выяснить. На самом деле вскоре в этом отпала необходимость.
— Как это?
— В лесополосе на трассе Москва — Питер нашли три трупа, которые опознали как Елену Свирскую, Николая Коломийца и Менаса Арояна.
— А это еще кто такой?
— О, весьма интересный тип! У него была такая странная болезнь… погодите, я сейчас!
И Бурленко скрылся в соседней комнате. Через несколько минут он вновь появился со старой картонной папкой в руках.
— Вот они, труды мои! — провозгласил он, водружая ее на стол.
— Как же вам удалось прихватить это с собой, Иван Михалыч? — изумилась Рита.
— А я как узнал, что дело отобрать могут, копии с него снял — вдруг, думаю, пригодится? Уж больно быстро его свернули.
— И что, тут у вас сведения по каждому из больных?
— Только по тем, кто сбежал, и по подозрительным людям из персонала, включая Воронца.
— И Воронца?!
— У него интересная биография, Маргарита Григорьевна! Оказывается, до того, как Воронец получил место главврача в своей психушке, он работал в Москве. Там у него случилась неприятность: двое пациентов, которыми он занимался, умерли.
— От чего?
— Один вроде бы от передозировки лекарства, другая с крыши соскочила. Естественно, имело место разбирательство — сначала врачебное, но до суда дело не дошло. Возможно, следовало с этим разобраться, но мое дело — расследовать обстоятельства пожара, а не выяснять подноготную главного… Короче, после случившегося Воронца попросили из столицы, но кто-то, видать, подсуетился подыскать ему «теплое» местечко — так он и оказался в означенной клинике в качестве главврача. Но мы говорили об Арояне, вот на него досье, — и Бурленко вытащил из папки один листок.
— Так мало?
— Да тут, в сущности, только диагноз интересен. У него был синдром Хи… Хика… Хикикомори, во!
— Это что-то японское?
Бывший следователь кивнул.
— Я повыяснял, что это за зверь. Синдром Хикикомори, оказывается, недавно вошел в обиход, но интересен тем, что выявлен и классифицирован он действительно в Японии. Это такое явление, когда человек не выходит из дома, не может общаться с собственной семьей и даже в магазин выйти не в состоянии.
— Впервые о таком слышу!
— Я тоже раньше не слышал — век живи, как говорится, век учись… И дураком помрешь! Люди с этим синдромом не ищут работы на протяжении многих лет, им не удается установить отношения с другими людьми, обзавестись семьей. Иногда они выходят из дома, но выбирают место и время так, чтобы исключить возможность случайной встречи со знакомыми.
— И этот ваш… Ароян относился как раз к таким пациентам?
— Более того, он был единственным с таким диагнозом, и им занимался сам Воронец. Он написал об Арояне несколько статей и очень гордился, что в его заведении оказался такой необычный больной.
— Вот уж повод для гордости! — хмыкнула Рита.
— Мне кажется, когда человек долго общается с психами, он просто не может не «заразиться» и тоже сходит с ума. Во всяком случае, полностью нормальным точно нельзя назвать ни одного психиатра — это, разумеется, мое личное мнение!
— Само собой. Так почему вас заинтересовал этот парень?
— Ну попробуем поразмышлять. Если для его заболевания характерен страх перед общением и агорафобия, то с какого перепугу он подался бы в бега? Скорее всего, сидел бы в своей палате, и, даже если б жив остался, его отдирали бы от спинки кровати плоскогубцами!
— Да, верно… А он, значит, сбежал?
— Вместе с Коломийцем, чья палата оказалась почему-то незапертой, и этой самой Еленой Свирской, которая вас интересует. Совершили они побег в группе или по отдельности, установить не удалось, но то, что потом отыскались их тела, всех троих вместе, говорит в пользу первого.
— Как могли такие разные люди сбиться в кучу? — недоуменно спросила Рита. — Вы сказали, тела нашли — как они умерли?
— Их убили.
— Всех троих?!
— Дело в том, что на этой трассе примерно в то время орудовала банда. Они убивали автовладельцев, грабили и отбирали тачки. Все на них и списали.
— При чем тут сбежавшие пациенты, у них же не было машины?
— Да, думаю, никто особо не заморачивался — так удобно, особенно с учетом того, что покойники никому нужны не были!
— А почему решили, что это именно они — экспертизу проводили?
— Бог с вами, какая экспертиза! — отмахнулся Бурленко. — Они были одеты в больничную одежду с клеймом заведения. Их доставили по месту жительства, то бишь к Воронцу, а он скоренько их кремировал по причине отсутствия родственников!
— А как же вы такое допустили?
— Так трупы нашли уже после того, как я на пенсию вышел, — как снег сошел, так они и нарисовались. Мне бывший коллега позвонил — думал, мне спокойнее станет, если я узнаю, куда пропали эти трое. А я, наоборот, еще больше заинтригован!