Невидимый фронт Второй мировой - читать онлайн книгу. Автор: Борис Соколов cтр.№ 69

Несколько больше шансов на успех давал план Манштейн, предусматривающий отход вермахта к Днепру, а затем фланговый удар с севера по наступающим советским войскам и разгром их на побережье Азовского моря. В этом случае окружать пришлось бы гораздо меньше дивизий Красной армии, чем по плану «Цитадель», к тому же в наступлении они истратили бы значительную часть своих запасов и не смогли бы долго драться в окружении. Правда, не было никаких гарантий, что советское командование попадется в ловушку. В конце концов Гитлер отказался от предложения Манштейна, так как не был уверен, что у группы армий «Юг» хватит сил для разгрома прорвавшегося к Днепру противника.

Вместе с тем надо отметить, что наступление на Курск для немцев все же оказалось лучшим вариантом действий по сравнению с пассивной обороной. Хотя операция «Цитадель» закончилась неудачей, для отражения немецкого наступления советская сторона использовала значительную часть своих резервов, что ослабило силу последующих ударов на Орел и Харьков. Кроме того, войскам Центрального и Воронежского фронтов пришлось переходить в наступление в невыгодных группировках, сложившихся в ходе оборонительного сражения, что уменьшило масштаб успехов, достигнутых Красной армией в ходе контрнаступления на Курской дуге.

Командование вермахта знало, что удар на Курск не будет неожиданным для советской стороны. Но немцы надеялись на более высокие боевые качества своих солдат и офицеров и новые танки «Тигр» и «Патера», которые должны были справиться с грозными «тридцатьчетверками».

В Красной армии тоже сознавали, что будущее решающее сражение весенне-летней кампании 43-го года будет прежде всего танковым сражением. Как вспоминал начальник Оперативного управления Генштаба С. М. Штеменко, весной 1943 года «Генеральный штаб неослабно следил за противником. Данные о нем носили несколько противоречивый характер. И разведчики, и операторы сходились на том, что у него появились признаки осторожности, иногда переходящей в нерешительность (Гитлер, не будучи уверенным в успехе, несколько раз переносил сроки начала операции „Цитадель“. – Б. С.). Тем не менее в районе Орла, Белгорода и Харькова он по-прежнему сохранял ярко выраженные авиационно-танковые ударные группировки, мощь которых все время наращивалась. Это обстоятельство расценивалось как прямое доказательство наступательных намерений врага…

Вопрос „где“ не являлся тогда слишком трудным. Ответ на него мог быть только один – на Курской дуге. Ведь именно в этом районе находились главные ударные силы противника, таившие две опасные для нас возможности: глубокий обход Москвы или поворот на юг. С другой стороны, и сами мы именно здесь, т. е. против основной группировки врага, могли применить с наибольшим эффектом наши силы и средства, в первую очередь крупные танковые объединения».

В конце марта – начале апреля 1943 года, за три месяца до начала Курской битвы, командующий одним из таких объединений – 5-й гвардейской танковой армией генерал П. А. Ротмистров обратился к руководству с довольно тревожными посланиями. В шифрограммах Сталину от 30 марта и 1 апреля и в письме Маленкову от 2 апреля 1943 года он обосновывал необходимость максимального усиления своей армии. Как и другим советским военачальникам, Ротмистрову хотелось иметь под своим командованием как можно больше людей и боевой техники. Вопрос о том, можно ли их эффективно применить на узком участке фронта и при острой нехватке средств связи, отходил на второй план.

Павел Алексеевич просил включить в состав его армии не три, а четыре танковых корпуса, мотивируя это тем, что хочет «сформировать сильную армию… не лично для себя, а как патриоту танкового дела, отдавшему все познания на протяжении многих лет вопросу применения танков, сломить рутину и косность в применении их и доказать на деле, что мы, танкисты, можем сделать, когда мы объединены в руках одного военачальника».

Ротмистров убеждал Сталина: «Сформированная в таком составе 5 Гвардейская Танковая Армия будет вполне способной наносить самостоятельно настолько сильные и сокрушительные удары по войскам противника, которые вполне обеспечат общевойсковым армиям, действующим за 5 Гвардейской Танковой Армией, быстрое продвижение вперед без значительных боев и потерь и окончательное закрепление достигнуто успеха.

Допустить, что в таком составе Танковая Армия будет громоздкой, нельзя, так как общевойсковые армии, не имея соответствующих средств управления и сколоченного аппарата управления танковыми войсками, и то часто имели в своем составе кроме 6–10 стрелковых дивизий, до 3–5 танковых корпусов; танковая же армия, имея все необходимые средства управления подвижными войсками, всегда справится с управлением своими танковыми частями в таком же количестве».

На первый взгляд доводы Ротмистрова выглядят убедительными, но если начать разбирать их по пунктам, то нищета аргументов командарма-5 бросается в глаза. Надо учесть, что полноценные радиостанции в то время в Красной армии были только на танках командиров, тогда как остальные танки оснащались лишь радиоприемниками. Это крайне затрудняло управление и взаимодействие в бою. Если выходил из строя командирский танк, оставшимся танкам приходилось действовать самостоятельно. Ведь никто из командиров танков, не имея радиопередатчика, не мог заменить командира подразделения.

Предложение массировать на узком участке фронта силы четырех танковых и механизированных корпусов, насчитывавших одних только танков до 1100 единиц, да еще подкрепленных несколькими полками САУ, способно было только еще больше дезорганизовать управление, тем более что радиостанций на 100 боевых машин в советских танковых войсках приходилось меньше, чем в немецких. Ротмистров, как и другие советские танковые начальники, исходил из преувеличенных данных разведки о количестве танков в германских танковых армиях. Ведь в каждой из двух немецких групп армий, участвовавших в операции «Цитадель», было примерно столько же танков, сколько Ротмистров просил для одной только своей танковой армии ^[8].

В записке Маленкову командующий 5-й Гвардейской Танковой Армии упоминает только неприятельские танки Т-3 и Т-4, но ничего не говорит о новых германских танках Т-6 «тигр». А ведь они использовались на Восточном фронте с конца 1942 года. Уже в январе 1943 года в руки советских войск в качестве трофея попал по меньшей мере один исправный «тигр». Так что к апрелю того же года Ротмистров должен был бы знать о тактико-технических характеристиках новой немецкой машины. Само собой напрашивалось предположение, что к началу весенне-летней кампании 1943 года они могут поступить на фронт в массовом количестве и нашим «тридцатьчетверкам» в борьбе с ними будет очень тяжело одержать верх.