Владислав издал короткий хмыкающий звук.
– В самом деле? – воскликнул он потом. – И не жалко?
– Не-ка, – отозвалась Маргарита. – Чего жалеть. Амазонки не знают жалости.
Владислав постоял мгновение молча и тронул Маргариту продолжить танец. Напор его рук у нее на спине ослаб.
– Ты меня пугаешь, Славочка, – сказал он. – Амазонки меня не интересуют. Зачем мне подвергать свою личность опасности? А, Славочка?
Маргарита не стала пока развеивать его заблуждения касательно ее имени. Это было не к спеху.
– Слава! – сказала она, притягивая заброшенными за шею руками голову Владислава к себе и быстро целуя его – вот теперь! – в губы. – Слава, амазонки на самом деле хотят только одного: чтобы мужчина был сильнее их. Можешь быть сильнее? Можешь?
– Ну? – проговорил Владислав. Он снова вжимал Маргариту в себя так, что невозможно было переступать в танце ногами.
– Увези меня отсюда, – сказала Маргарита, закрывая глаза. – Увези!
Владислав вновь помолчал.
– Не пожалеешь? – спросил он затем. – Готова?
– Готова, – отозвалась она, не открывая глаз. – Прямо сейчас.
– Тогда пойдем, посидишь у себя, – сказал он, – а я разведаю, как тут с ходами-выходами. И опять приглашу тебя танцевать.
– Не хочу танцевать потом. – Маргарита открыла глаза. – Танцуем сейчас.
– Танцуем, – согласился Владислав.
Маргарита посилилась понять своим рассыпающимся пьяным сознанием, зачем Владиславу, чтобы танцевать с ней, нужно сначала разведать ходы-выходы, но все у нее в голове путалось, и ничего ей понять не удалось.
– Танцуем сейчас, – повторила она.
И подняла лицо к Владиславу, чтобы он поцеловал ее в губы настоящим, долгим, обрывающим дыхание поцелуем.
Она не знала, какой танец они танцуют – второй, третий, десятый? – когда около них возник и уперся им в грудь руками, пытаясь развести друг с другом, Руслан.
– Оставь девушка, – гортанно и злобно говорил он Владиславу. – Не твой девушка, оставь! Один танец, так, да? – повернулся он к Маргарите. И схватил ее руку, сбросил с шеи Владислава. – Один танец!
Маргарита, перестав танцевать, смотрела на Руслана и не могла понять: кто такой, что ему нужно, по какому праву.
Нужно было, чтобы Руслан заорал во весь голос, помянул имена Натальи и Джабраила, – лишь после этого в сознании у Маргариты открылась некая дверца, и до нее дошло, где находится и как оказалась здесь.
– Ой, Русланчик, – засмеялась она. – Ой, я совсем забыла о тебе. Вот, говорят, девичья память, да? Настоящая девичья память!
– Пойдем! – рванул ее за руку Руслан.
Руке было больно, и было унизительно, чтобы ее так, на виду у всей дискотеки, тащили отсюда силой, – Маргарита уперлась, ударила по его руке, сжимающей ее запястье:
– Ты что! Отпусти! Не смей!
Владислав заступил Руслану дорогу:
– Эй, абрек, ты как себя ведешь с дамой? Ты тут не в горах!
Руслан, не выпуская запястья Маргариты, взмахнул свободной рукой перед лицом Владислава:
– Не твой девушка, отвали! Пока жив, – добавил он через мгновение паузы.
– Ты угрожать, абрек! – Владислав перехватил его руку у своего лица и попытался вывернуть ее.
Но ему не удалось этого. Руслан выдернул руку, отпустил Маргариту и, будто подскочив, ударил Владислава снизу вверх в челюсть.
Маргарита закричала прежде, чем Руслан ударил. Но она уже ничего не могла предупредить. Руслан ударил, голова у Владислава дернулась, его бросило назад, он налетел на танцующую девушку за спиной, сшиб с ног ее и упал сам. К крику Маргариты добавился испуганный визг сбитой с ног девушки.
Кидаясь поднимать Владислава, периферическим зрением Маргарита увидела, что отовсюду к ним бегут охранники в черных костюмах с бабочками. А из соседнего зала влетают в дискотеку Джабраил с Натальей.
– Он первый! Не я, он первый! – указывая охранникам на поднимающегося Владислава, быстро приговаривал Руслан. – Мой девушка, приставал к ней, я должен терпеть?!
Охранники скрутили и его, и Владислава, и подскочившего Джабраила. Завернули руки за спину и, подталкивая тычками под ребра, быстро повели куда-то через весь дискотечный зал. Маргарита было рванулась за ними, – ее тотчас остановили, схватив сзади за локти. Она снова закричала, и охранник, схвативший ее, рявкнул ей в ухо:
– Заткнись!
– Уберите руки! Как вы смеете! Уберите! – заступаясь за Маргариту, потребовала от охранника Наталья – и нарвалась на то же обхождение, что с Маргаритой.
Другой охранник так же взял ее сзади за локти, и следом их вместе повели к выходу из дискотеки. Оркестр на эстраде не умолкал ни на мгновение, и танцы в дальнем конце дискотечного зала тоже не прерывались.
Маргариту с Натальей провели мимо их стола, заставили взять со своих мест сумочки и повели дальше, к лестнице из зала. Маргарита не сопротивлялась, послушно шла, куда вели, Наталья на лестнице стала артачиться, попробовала остановиться, вырваться.
– Куда вы нас?! За что?! В конце концов у нас деньги заплачены! – заверещала она.
И получила ладонью по губам:
– Заткнись, было сказано!
– Гад, подонок, фашист! – Наталья не хотела сдаваться.
– Заткнись, сучка!
Новый удар по губам был, видимо, ощутимо сильнее прежнего, – она смолкла на полуслове.
Их подвели к гардеробу, руки охранников зашарили в сумочках и извлекли оттуда пластмассовые кругляши номеров.
– Значит, цыпы, – кидая им с гардеробной стойки пальто, сказал один из охранников – чтобы вашего духу через минуту здесь не было. Зарежут вас – ваше дело, но чтобы не в клубе. Нам тут кровь не нужна. Дуйте, цыпы, и без звука!
Ночь на улице стояла тихая, безветренная, с редким, умиротворенно сеющим из небесной глуби медленным снежком, горели фонари, придавая ей особую идиллическую безмятежность, и только проносились на бешеной скорости редкие одинокие автомобили.
– Какого дьявола, что там произошло?! – заблажила Наталья, только они оказались на крыльце. – Тебя, может быть, и за дело оттуда, ушла сбацать – и нет полчаса, а я-то при чем? Что ты там устроила? Куда пропала?
– Отрывалась, Натка, – сказала Маргарита. Ее вдруг стал разбирать смех: вот выбралась в свет из раковины! Выбралась так выбралась. – Отрывалась – прямо с ума сошла. С катушек слетела, абсолютно!
– Ты слетела, а мне теперь что? Что мне теперь Джабраил устроит, ты представляешь?!
Не очень, но все же Маргарита представляла.
– Ты же сама мне сказала: отрывайся, – повинилась она.
– Отрывалась бы, но уж не так же!