Нам не нужен был аэропорт, наверняка превратившийся в огромную воронку. Да и ехать дальше все равно не представлялось возможным из-за разрушенной эстакады над железнодорожными путями. Нам же оставалось всего несколько километров в сторону от него.
У нас было оружие, которое мы взяли на случай непредвиденных ситуаций во время городского собрания, и наспех рассованные по карманам плашки не то с благословениями, не то с проклятиями богов. Жалко было бросать.
А между тем Александру шатало. Я аккуратно взял ее за плечи:
– Что с тобой?
– Смерти, много смертей. Они вокруг. Они еще здесь.
– Ну ладно, Бельчонок, главное, мы живы. И должны спасти наших друзей.
– Я знаю, но мне плохо. Очень плохо. И эта серая муть. Мне читали. Это похоже на туман. Я не видела туман никогда, но именно так я себе его всегда представляла. Сплошная монохромная мгла, такая, что дальше сорока шагов ничего не видно.
– Радиация, – произнес Кузнецов. – Нам надо побыстрее проскочить.
– Навигатор не работает, – пробубнила Ангелина. – Прямую дорогу знает кто?
– Знает.
– Кто? Крысы радиоактивные?
– Нет. Вон тот чудо-грач, – ответил я, показав пальцем на крупную черную птицу, которая сопровождала нас всю дорогу.
Ворона я заприметил давно, как только подъехали к границе зоны разрушений, но связал его с тем же пернатым, что каркал человеческим голосом во время боя с духом-некромантом, только сейчас. Ауры действительно плохо различались в этом атомном мареве, но я все равно угадывал в птице знакомые черты.
– Ты, похоже, больной стал, раз всяких чучел в навигаторы назначаешь, – бросила в мой адрес Ангелина, скрестив руки на груди и сжав губы.
Она нервно зыркнула на ворона, а затем пнула ногой колесо машины. Кузнецов тяжело вздохнул и опустил взгляд.
– Ворон поможет, – неожиданно вступилась за меня Александра.
– Да? С чего бы это?
– Он не просто птица. Чувствуются отголоски разума, доброжелательного к нам разума.
Я кивнул и шагнул к черному гостю, чистящему перья, деловито сидя на торчащей из куска бетона арматуре. При моем приближении ворон громко каркнул и отлетел подальше, а потом отрывисто захохотал:
– Кар. Кар. Догада-а-ались.
При звуке нечеловеческого голоса Николай вздрогнул и перекрестился. Все, что нужно для марша, было на нас, поэтому с горечью бросили машину и пошли через железную дорогу мимо опрокинутых и исковерканных вагонов. Вспомнилась старая компьютерная игра «Сталкер». Примерно так я себе все это и представлял, только сейчас это была реальность.
Путь пролегал по заваленным обломками улицам между рухнувшими малоэтажными постройками и поваленными частными домиками. И это еще ядерная бомба сверхмалой мощности. Что бы тогда натворила хлопушка посильнее?
А потом стало тоскливо. Улицы заполнили трупы. Странно, что раньше их не видели. Но тоску навевали не сами мертвецы, а призраки рядом с каждым телом. Они просто молча и отрешенно смотрели на самих себя. На глаза попался младенец, ползающий не возле себя, выкинутого взрывом из коляски и похожего на припорошенную грязным снегом куклу, а возле разорванной пополам матери. Ребенок не осознавал того факта, что они мертвы, и непрестанно разевал рот в беззвучном плаче.
Совсем рядом едва заметный в своей прозрачности старик ощупывал туманными руками останки своего дома. Его труп валялся тут же, заваленный шифером и досками, так что только ноги было видно.
Мы шли через десятки этих потерянных душ, почему-то неспособных уйти из этого мира в другой. Николай осенял крестом всякого усопшего, бормоча под нос неразборчивые слова. Александра, шатаясь, брела, вцепившись пальцами в мой рукав.
– Ты уверен, что они живы? – спросила бледная аж до зеленого оттенка Ангелина, подняв взгляд от исковерканных тел.
Я достал лучину и поджег ее слабеньким импульсом пирокинеза. Тоненькая щепка дрогнула слабым огоньком, но не погасла.
– Анна жива.
– А остальные?
– Оксана сама по себе нежить. Ольха – дитя леса. Дед Семен – домовой. Они давно не живы. Поэтому лучинка не сработает.
Ангелина кивнула. Мы пошли дальше, следуя за птицей и обходя развалины.
Внезапно ворон громко закаркал и взлетел, шумно хлопая крыльями. Я заозирался по сторонам. Взгляд не сразу наткнулся на причину. Чуть поодаль на нас смотрело неприятное создание, похожее на большого пса, с которого сначала содрали шкуру, а потом макнули в расплавленный гудрон. Черная лакированная тварь, увидев, что мы ее заметили, неспешно скрылась за сломанной кирпичной стеной.
Мы переглянулись и пошли дальше, создавая на ходу защитные заклинания. Вскоре показались еще три таких существа. Они неотрывно следовали за нами, держась на безопасном расстоянии.
– Стопудово ловушку закрывают, – прокомментировал Николай, хлопнув ладонью по стиснутой в кулаке керамической гранате.
– Интересно, они знают, кто мы? – спросил я, закончив заготовку универсального силового щита.
– Неизвестно, но осторожности им не занимать. Мы сунулись в такую задницу, где никого живого, всего вчетвером. Они, видимо, гадают, дебилы мы или самоуверенные опасные враги.
– И что ж там в ловушке?
– А вон та хрень, – подала голос Ангелина.
Мы разом вгляделись в дорогу перед собой.
– Захлопнули, – буркнул Кузнецов.
Я вздохнул при виде массивного бронированного кабана, окруженного собственным колдовским барьером, и дюжины зомби.
– Неужели упустили тогда некроманта? – ахнув, спросила Белкина.
Она слепо водила лицом из стороны в сторону, как всегда, когда входила в свой всевидящий транс. Радиация очень сильно мешала аурному восприятию.
– Почерк другой, – ответил я, сильно напрягшись в поисках нитей контроля.
– Не понимаю.
– Ты сенсорик, видишь лучше, но я специалист именно по всякой такой ерунде. Мне видно, что почерк у этого отличается. Он слабее, что ли. Зеркала не поставил, сил меньше, шумы не фильтрует, нить не путает.
– Ты когда спецом стал по некромантии? – спросил Николай, тихонько барабаня кончиками пальцев по тому месту на куртке, под которым висел большой деревянный крест.
– Я полночи тогда не спал. Разбирал, сравнивал, анализировал. Немного погодя сам труп попробую поднять. А этих смогу подавить.
– Нет. От этой ереси ты меня избавь.
– А что, прикольно трупак на мины отправлять, – вставила Ангелина, нервно начав жевать кубик ириски.
Она их специально взяла, говорит, что психотерапия. А глаза ее бегали по противникам.
Я вздохнул. Ситуация тяжкая. Этот не мелочь, которую можно нахрапом взять. Кабан куда матерее тех, что нападали раньше. И никакого начальства рядом нет, никто подсказать не может. Я вообще самый главный. Что бы сделал Белкин, будь он здесь? Сначала бы наорал на нас, особенно на меня. Мол, дебил, ты когда своей профессорской башкой думать начнешь как военный? Подумаем, однако.