– Уверен.
– Хрено-о-ово, – протянул Белкин.
– Поживем – увидим, – ответил я, глядя на перепаханную снарядами лесополосу.
Другие заклинания все же развивать надо, а то этих действительно маловато.
Глава 34
– Я не хочу больше, – проговорила Анна, сидя на краю кровати с поникшим взглядом.
– Ты о чем? – спросил я, застегивая рубашку.
– Не хочу быть в боевой группе, – ответила она, взяв с прикроватного столика зарядник для телефона, где стояла ваза с огромным букетом пышных хризантем.
Она любила эти цветы, и я сразу после боя купил. Не обделил и других девушек, вручив розы. Когда и Кузнецов пришел с букетами и большими наборами суши, то обычно собранная и ершистая Александра разревелась, заявив, что ей никогда еще не дарили цветы.
Целительница стала скручивать провод медленными движениями, глядя в какую-то точку перед собой.
– Я не воительница, я просто женщина. Я не хочу бегать по непонятным местам и потом выливать из галош кровь вперемешку с грязью.
– Уходишь?
– Да. Я созвонилась с людьми. Мне предложили место в санатории. Буду всяких пенсионеров в чувство приводить. И берегини рядом.
– Ты так сильно их любишь?
– При чем тут любовь, – начала Анна, оторвав взгляд от пола. – Они не люди, это понятно, но с ними легко. Они не лгут просто так, не хвастаются тряпками, не ругают других, не отбивают друг у друга мужчин. Все просто и ясно. Если могут помочь – обязательно помогут. Если нет, то так и скажут, объяснив почему. Нет этих криков о превосходстве, фальшивых заверений в дружбе. Они просто…
Аня замолчала, подбирая нужные слова.
– Они лучше нас.
– У нас тоже нет фальшивых, – тихо возразил я.
– Я знаю, поэтому никого не гоню из своего дома. Ни тебя, ни этих упертых как бараны Кузнецова и Фотиди, ни беспардонную Белкину, ни мрачную пессимистку из мира мертвых. Вы все настоящие. Даже домовой и кошатина. Я просто не создана для беготни по бездорожью.
В дверь без стука вошла упомянутая Белкина.
– Упадническим настроением на километр веет, – заговорила она с порога. – Но суицидом не пахнет, значит, либо нужно пить коньяк, либо менять работу. Ты что выбрала?
– Смену работы, – ответила Анна.
– Насильно мил не будешь, – вздохнула Александра. – Но не за этим пришла. Отец собирает. У нас пригласительные в первый ряд на грандиозное шоу.
– Вместе с ОМОНом? – поинтересовался я.
– Не совсем, но власти хотят перестраховаться, подставив нас под возможный первый удар.
– Они думают, мы справимся?
– Там немногим дано думать о чем-то, кроме своей шкуры и своего кошелька. А некоторым вообще не дано.
– Я не поеду, – тихо произнесла Анна.
– Я так и поняла. Оксана тоже не хочет. Она поможет тебе по дому. Видите ли, боги будут ей напоминать о рабском положении в этом мире. Ей лишь бы поныть о бренности всего сущего и черт-те какой жизни после смерти. Мол, на кладбище ей прогулы ставят, а как предложишь добить, чтоб не мучилась, так сразу бежит тонуть в ванной и типа не слышит.
Я ухмыльнулся и вышел из комнаты, подхватив на полпути теплую куртку. На улице уже ждала казенная машина, в которую залезали по очереди, сняв верхнюю одежду, – в салоне было очень тепло. Дольше всего ждали Николая, которому срочно приспичило в туалет. Водитель, сверившись с навигатором в смартфоне, дорогу проскочил очень быстро. Через час с копейками уже были на месте.
Правда, пришлось изрядно потопать аж от Серебристой улицы, так как полиция перекрыла Алый проспект, Паровозную магистраль и все проулки, которые выходили к площади Ульянова, и не пустила, несмотря на размахивания корочками. Собрание запланировали провести в зале Новониколаевского театра оперы и балета. Только там можно было разместить всех гостей и репортеров.
Мы неторопливо шли к красивому и величественному зданию со стоящим напротив него памятником незабвенному вождю пролетариата, взирающему на площадь своего имени.
Внезапно Александра остановилась и по своему обыкновению дернула меня за рукав. Я затормозил и начал глядеть по сторонам. На периферии зрения мелькнуло белое пятно. Взор взметнулся вверх и устремился к окнам пятого этажа ближайшего здания. Там, на подоконнике меж распахнутых настежь окон стояла тонкая девчоночья фигурка. Она еще немного поглядела оттуда на нас, а потом шагнула вперед. Сердце сжалось. Рядом ахнула Белкина. Девчонка-подросток же по-кошачьи приземлилась на почищенный тротуар, словно законы физики для нее были пустым звуком, или же смерть дала ей отсрочку, тут же выпрямилась и направилась к нам. Подойдя так, что осталась пара шагов, она вытянула руку. На ее ладони лежала старинная медная пятикопеечная монета, еще царская. Через тоненькое отверстие в красном кругляшке был вдет тонкий шнурок, превратив денежку в медальон.
– Привяжи это к тому, в чем хранишь иглу, – произнесла девочка. – Так госпожа говорит.
– Кто твоя госпожа? – шагнув вперед и взяв предмет, спросил я серьезным до невозможности голосом.
– Мара.
– Что ей нужно?
– Заклятие скроет иглу от чужих глаз, а то многие смертные утонут в крови из-за желания владения ею. Госпожа объявит, что игла у нее, но лишь человек может владеть и использовать ее в полной мере, и потому она у тебя.
– Что за игла?
– Всяк волшебный клинок имеет свое имя.
– Я такое где-то уже слышал. Что за игла?
– Ты слышал. Должен с малых лет знать. Есть волшебные клинки. Меч-кладенец. Экскалибур. У каждого великая судьба. Тебе предначертано хранить иглу. И помни, она не только ему смерть несет на своем острие.
– Что за игла? – с нажимом спросил я, сжав до белизны костяшек пальцев монету, предназначенную для сокрытия моего кинжала.
Девочка шагнула вперед и приблизила свои губы к моему уху.
– Смерть Кощеева, – шепнула она отнюдь не детским голосом, от которого похолодело внутри.
Очередная старая сказка в одно мгновение превратилась в суровую быль. Да такую, что волосы дыбом встают. Я быстро привязал шнурок к ножнам кинжала.
Девочка зашагала прочь, скрывшись между домами, а меня лихорадило. Даже когда опять дернули за рукав, я не сразу понял это, стискивая ладонью смерть богов.
– Что она сказала?
– Что?
– Что она тебе сказала? – повторила Александра.
– Вещь ценная. Просит не потерять.
– Ты сам не свой.
– Ну ценное же. Доверяют.
– Пойдемте, – произнес Николай.
И мы пошли. Мимо промелькнули колонны и тяжелые деревянные двери, длинные коридоры и рамки детекторов охраны, промелькнули обитые красным ряды кресел и статуи, меланхолично взирающие со своих постаментов на собирающихся внизу людей. Я не обращал внимания, размышляя о том, что за вещь мне досталась. Это и есть шутка лешего – вручить простому смертному бесценный артефакт? Или здесь тонкий умысел? Но кровь уже пролилась. Это из-за клинка, а отнюдь не из-за живой воды с Карасева сняли живьем кожу. Из-за этого клинка ворвались себе на погибель в мой дом те неизвестные.