Честь – никому! Том 2. Юность Добровольчества - читать онлайн книгу. Автор: Елена Семенова cтр.№ 86

Разговор продолжался уже в пролётке.

– Я живу здесь недалеко, – говорил Борис. – В Омске столько народа, что угол найти – задача наисложнейшая.

– Большую часть этого народа следовало бы незамедлительно вытащить из кабаков и послать на фронт. И все эти заведения закрыть до окончания войны. Видел я ночью тыловую жизнь. Затошнило…

Лицо Кромина омрачилось:

– Не сыпь соль на рану. Сам вижу, что неладно. А что делать? Тут тонко подойти нужно…

– Пока вы тонко будете подходить…

– Ладно! Не будем об этом сейчас… Ты, стало быть, в подчинении Каппеля теперь? И что он?

– В каком смысле?

– Во всех смыслах. У нас о нём чего только не судачат. Одни превозносят, другие наоборот – считают выскочкой. Многие, по-моему, просто завидуют. А, вообще, подозрительно относится большинство. Кому верить? Как докладывать мне Верховному?

– Доложи, что в России нужно поискать людей, более преданных ей, более честных и самоотверженных, чем полковник Каппель. Если и найдутся, то единицы. И командиров, равных ему по таланту, я немногих знаю.

– Так-с… Очень хорошо. Я, признаться, так и полагал, что клевещут.

– Клевещут шкурники, из-за которых нам приходится сегодня отступать. Если они теперь сидят у вас при штабе, гоните поганой метлой. Они любое дело угробят.

Кромин промолчал.

– Скажи, Борис, ты о моих ничего не слышал? – спросил Тягаев.

– Нет… Нет… Связи с Москвой и Петроградом нет у меня… Но сам знаешь, отсутствие новостей – это уже хорошая новость.

Почему-то показалось Петру Сергеевичу, что что-то не договорил ему старый друг. А тот уже оживился снова, произнёс таинственно:

– Есть у меня, Петя, для тебя сюрприз один…

– Ты знаешь, что я сюрпризов не люблю.

– Знаю, но не могу отказать себе в удовольствии… Тебе он понравится! Только придётся мне тебя покинуть на часок… Заодно сам получу вещи со склада, а то ты ещё кого-нибудь на дуэль вызовешь…

Квартира, занимаемая Кроминым, была невелика, но ухожена. Явно чувствовалось присутствие женской руки, но самой женщины видно не было.

– Хозяйка моя уехала на неделю в Курган, к больной кузине, кажется, – сказал Борис. – А я целыми днями отсутствую, так что в доме шаром покати… Но ты располагайся. Отдыхай, пользуйся всем. Да! Ванна в твоём распоряжении! Ты же, поди, уже и забыл, что это такое. Бельё бери, мыло… Короче, чувствуй себя, как дома!

– Спасибо, – Пётр Сергеевич снял свой ветхий полушубок, повесил его на крючок.

Кромин покачал головой:

– Постарел ты, брат. Седина уже во всю голову… Да, не пощадила нас жизнь… Кажется, вчера только у тебя на квартире сидели, прощальный наш ужин… А вечность прошла. Ведь я не чаял тебя живым увидеть. Ты не болен ли? Исхудал так, что на Кощея похож, ей-богу.

– Зато ты, по-моему, раздобрел, – чуть улыбнулся Тягаев.

– Есть маленько. Да и как не раздобреть? Прежде я всё по морям ходил, всё в движении был. А тут! – Борис махнул рукой. – Сначала в Гельсингфорсе несколько месяцев сидел на квартире безвылазно, бездействием маялся. Ещё Эмилия пилила… Верно говорят, Петя, не дай Бог злую жену. Вырвался от неё – словно ветер парус наполнил. Полетел! И вот, я здесь. А здесь всё то же – кабинетная работа, сидение на одном месте… Однако же, заговорились, – спохватился он. – Располагайся здесь. А я скоро буду.

Нет, не изменился Кромин. Слегка раздобрел, немного добавилось сознания своего привластного положения, а в остальном – тот же. Та же размеренность и плавность в движениях, в речи, на мягкие волны похожей, та же солидность и основательность. Глянул полковник на своё отражение в висевшем на стене зеркале, поморщился: действительно, краше в гроб кладут – щёки до черноты провалились, под глазами мешки, седина, ещё недавно только пробивающаяся, теперь обильная… Зубы шататься стали от недоедания, кровь из дёсен сочилась. Далеко ли до цинги?

Осматривать жилище Кромина полковник не стал, а прошёл сразу в ванную. Ванная! Горячая вода! Это – сон какой-то. И смыть с себя всю грязь – не счастье ли? Не блаженство ли? Мыло… Чистое бельё… Какой-то другой мир. Не разнежиться бы – ночью уже назад, к своим, в тиски… Но в эти, перехваченные у жизни несколько часов, ощутить себя снова человеком! Кто знает, может, и в последний раз?

Вымывшись, Тягаев почувствовал себя бодрее, хотя при этом клонило в сон, расслабленное тело, столько времени державшееся в жёстких условиях, просило теперь отдыха. Но на отдых времени уже не было. Даже на то, чтобы мундир вычистить не было его. Ныло тело, молило дать передышку ему. Тело – предатель духа. Дашь поблажку ему, и сразу требует оно ещё и ещё. И так трудно вновь укрощать его.

Кромин не преувеличил, сказав, что в доме у него «шаром покати». Но нашёлся штофик водки и остатки паштета. Выпив рюмку, Пётр Сергеевич почувствовал себя уже совсем хорошо и, обосновавшись в кресле, стал от нечего делать листать лежавшие на столе газеты. Газеты сообщали о победах на фронте, о решениях правительства… А, вот, ещё с прошлой недели номер. Беседа Верховного правителя с представителями прессы от двадцать восьмого ноября…

«Я был свидетелем того, как гибельно сказался старый режим на России, не сумев в тяжкие дни испытаний дать ей возможность устоять от разгрома… Государства наших дней могут жить и развиваться только на прочном демократическом основании…»

Тягаев поморщился. Реверанс в сторону прогрессивной общественности? Дань моде? Или – искренно?.. Как же надоела эта политика!

А вот это – кажется, лучше уже?

«Я всегда являлся сторонником порядка и государственной дисциплины, а теперь в особенности буду требовать от всех не только уважения права, но и, что главнее всего в процессе восстановления государственности, поддержания порядка.

Порядок и закон в моих глазах являются неизменными спутниками, неразрывно друг с другом связанными. Я буду принимать все меры, которыми располагаю в силу своих чрезвычайных полномочий, для борьбы с насилием и произволом. Я буду стремиться к восстановлению правильного отправления всех функций государственной жизни, служащих не только делу государственного строительства, но и возрождению России, так грубо, так дерзко нарушенному предательской рукой большевиков.

Мне нет нужды говорить о том, какой вред принесли эти люди для России. Вот почему и дело восстановления России не может не быть связанным с беспощадной, неумолимой борьбой с большевиками. Только уничтожение большевизма может создать условия спокойной жизни, о чём так исстрадалась русская земля; только после выполнения этой тяжёлой задачи мы все можем снова подумать о правильном устройстве всей нашей державной государственности».

Далее – об армии. В её создании видит Верховный свою первостепенную задачу. О Национальном собрании хорошо высказано: «Я избегаю называть Национальное Собрание Учредительным Собранием, так как последнее слово слишком скомпрометировано. Опыт созыва Учредительного Собрания, собранного в дни развала страны, дал слишком односторонний партийный состав. Вместо Учредительного Собрания собралось партийное, которое запело «Интернационал» и было разогнано матросом. Повторение такого опыта недопустимо.