— И что было потом? — перебила она его, отмахнувшись и сосредоточившись на его рассказе.
— Витек провел там, на солнцепеке, целый день, все прятался с мотоциклом в кустах, дождался ночи и увидел, как ворота поднимаются и как откуда-то снизу выезжает тот самый джип…
Надо было видеть Анфису. Она нахмурила брови и бросила на Антона презрительно-ироничный, просто-таки убийственный взгляд, мол, давай-давай, гони и дальше весь этот бред!
Между тем Антон, не обращая внимания на реакцию Анфисы, увлеченно рассказывал дальше:
— …Выехал и погнал себе по кочкам в сторону города. Он запомнил, кстати говоря, номер джипа. Потом ворота опустились, и снова стало тихо.
— Фантомас, мать его! — ухмыльнулась Анфиса.
— …Он подошел совсем близко к воротам, стал слушать. Где-то далеко он слышал голоса, какой-то стук… А потом до него донесся запах. Запах еды. Так пахнет, когда готовят.
— Так там люди живут? Секта, что ли? — догадалась я.
— Нет, не секта. Витек ездил туда несколько раз. Ходил кругами, все ждал чего-то… А потом увидел как-то в пыли, прямо перед воротами, шахматную фигуру. То есть вот только что он прошел, ничего не было, и вдруг появилось. И тогда он понял, что его заметили, те, что за воротами были, и бросили эту фигуру, может, как-то просунули в щель… Он подобрал, а там, внутри этой королевы высверлено отверстие, а в нем — свернутая записка. Это было послание Юры. Он написал, что там роют пещеру, работают рабы, нужна помощь.
Мы с Анфисой, не сговариваясь, присвистнули в удивлении.
— И чего же он в полицию не обратился, Витек-то твой?
— Да он насмотрелся наших милицейских сериалов типа «Ментовских войн», решил, что бандитов этих, что все организовали, крышует местная полиция, и стал думать, как нам самим вызволить Юрку… Пришел как-то ко мне, пьяный… Рассказал мне все, и мы стали думать, что делать, как быть? Ну и додумались — решили написать книгу, где зашифровали бы всю эту историю, чтобы наши местные прочли, заинтересовались старой церковью, чтобы сами начали действовать…
— Идиоты!
— Обложку я сам нарисовал, ну чтобы озеро было узнаваемо, змею пририсовал, чтобы понятно было, что это наше, Графское, озеро, все же легенду знают про крепостную, что в змею превратилась. Ну вот, потом нашел в городе типографию, заплатил кому нужно, чтобы напечатали десять экземпляров, привез их домой. Ну а потом принес одну в библиотеку. Положил на стол к Нине, на самое видное место. Но она поставила на полку, и все… Уже столько месяцев прошло…
— Постой, а как ты узнал, что Юрка до сих пор живой?
— Я решил так. Если они его сразу не убили, может, узнали его. Может, среди бандитов есть и наши, местные, которые знают, какие у него золотые руки. Вот и оставили у себя, чтобы он шахматы вырезал, дело-то прибыльное. А я распустил слух, что есть желающие купить шахматы, что человек должен приехать из Москвы. Ко мне пришел Викентич, ты, Анфиса, знаешь его, он занимается москвичами, скупает у наших всю землянику, шапки, носки, шкурки нутриевые… Пришел и спросил, правда ли, что есть покупатель на Юркины шахматы. Я сначала удивился, не ожидал я увидеть Викентича, думал, кто чужой появится. Я от страха чуть в штаны не наложил… Покупателя-то у меня нет! Но все равно головой кивнул, мол, есть кое-кто на примете, москвич. Спросил на всякий случай про шахматы, есть ли, и Викентич ответил, что есть, что кое-кто решил от своего подарка избавиться, кто-то из местного начальства… Прошло два дня, и ко мне снова он приходит, приносит шахматы. Но я-то знаю, какие шахматы он раньше вырезал, там все богатыри былинные были, а тут — все фигуры сделаны в стиле наполеоновских времен, пешки — как солдаты Русской армии 1812 года, офицеры, а королевы — как царица наша Екатерина…
— Новые! Я видела эскизы, он хотел сделать такие шахматы! — заплакала Анфиса. — Значит, правда, жив!
— И тут я понял, что Викентич связан с этими людьми, что Юрка жив, работает на бандитов, что прячутся под старой церковью… Когда он ушел, я стал проверять шахматы и нашел в королеве еще одну записку. Более подробную. Он писал в надежде, что ее прочтет кто-нибудь из местных. Там уже девять человек работают, копают пещеру, и две женщины готовят еду, которую покупают на рынке в Белом. Женщины эти — не рабыни, одна — сестра бандита, другая — ее подруга, они ее используют в других целях, сами понимаете, в каких… Еще написал, чтобы не обращались к Виктору Степанычу, а это знаешь, Анфиса, кто, да? Глава районной полиции… Русаков!
Анфиса выругалась. Она встала и теперь нервно ходила по комнате, иногда задевала ногами яблоки, и они катались по полу…
— И что с шахматами этими?
— Ничего! Надо было как-то срочно искать покупателя! Я сутки сидел за компьютером, пока не списался с одним челом из Москвы, выслал ему снимки шахмат… Он должен был приехать в Белое, мы договорились, что он найдет Витька…
— А почему на рынке-то?
— Да мы все надеялись, что кто-нибудь из местных обратит внимание на шахматы, вспомнит Юру… Заинтересуется…
— Вы — два идиота! Почему мне не рассказали? — Анфиса сжала кулаки.
— Да потому что ты помчалась бы к этим церковным развалинам, принялась бы орать там, скандалить, я что, не знаю тебя, что ли? Ты же истеричка! — спокойно объяснил ей Антон. — И Юру твоего убили бы.
— И когда все это случилось? Когда Витьку твоему привезли шахматы?
— Около месяца назад.
Я слушала все это и думала о том, что не по своей воле оказалась замешана в каких-то темных делах, сначала в Москве, когда стала жертвой неизвестных мне людей, преступников, потом стала убийцей, а вот сейчас попала в гущу событий, связанных с другим, не менее страшным преступлением. Бандитская перестрелка, затопленные трупы, рабство, какая-то старая церковь… Провинциальная жуть!
Куда подевалась моя прежняя жизнь, чистая, наполненная музыкой, пением, любовью, морем цветов? А что стало с моим голосом? За что мне все это?
Тошнота подкатила, мне стало дурно, в глазах стало темнеть, и последнее, что я увидела — были зеленые и красные яблоки…
16
Мы созвонились с Герой, моей дочерью, договорились пообедать в ресторане. Она вошла, увидела меня и расцвела улыбкой. Моя красивая девочка, мой цветок, близкий человечек, мое продолжение. Высокая, длинноногая, длинные блестящие черные волосы, темные глаза, алая помада на губах, она могла бы стать украшением любого подиума или киноактрисой. Однако выбрала нотариат. Что ж, неплохо.
— Ты сегодня какой-то не такой, — сказала она, шутливо хмуря брови.
Мы заказали форель, салат.
— Я сегодня совершил глупость… — сказал я, краснея, словно это Гера была моей матерью, а не я ее отцом.
— Колись!
Я рассказал ей о том, как, минуя обязательное признание в любви, сделал предложение Лене.