– Не сворачивайте, – посоветовал благодетель. – Тут действительно как-то все… без архитектора.
Поравнявшись со своим спасителем, Соник еле удержался, чтобы не вцепиться в его рукав. Уже довольно продолжительное время он слышал странный ритмичный звук, но все не удосуживался задуматься о его источнике.
– У вас зубы стучат, – сказал спаситель. – Замерзли?
– Д-да, – кивнул Соник. – Я тут уже четыре часа шастаю.
– Почему же вы не позвонили никому? – удивился его нечаянный кладбищенский собеседник. – Здесь все телефоны берут нормально.
– Как-то невежливо людей ночью на кладбище звать, – пояснил Соник. – Ладно бы еще ногу сломал, не дай бог, конечно. А так – позвонить и сказать, чтоб здорового лба с кладбища забрали, потому что он дорогу сам найти не может?
– Да уж, – нейтрально отреагировал человек. – Не отставайте, идите прямо за мной. Можете держаться за меня.
Соник опять чуть не вцепился в рукав неизвестного, но сдержал порыв. Буквально через три минуты небыстрого шага оба уже стояли на твердой грунтовке, ведущей прочь от погоста – к заболоченным полям.
Соник перевел дыхание.
– Спасибо вам.
– Да не за что, – слегка усмехнулся собеседник. – Как вас зовут?
– Сс… Александр. А вас?
– Фф… Фёдор. Вы, наверное, в Давидовку шли и поворот проскочили?
– Из. Не знаю, как так вышло. Я в Овчарове живу. Гулял, решил в магазин зайти, раз уж близко. Зашел. Вышел. Пошел не в ту сторону. Не знаю как.
Соник решил не вдаваться в околобеломорные подробности.
– Бывает, – кивнул Фёдор. – А если вам в Овчарово, то нам частично по пути.
– А куда же вы? Тут больше некуда же, – удивился Соник.
– Я к болотам сверну. Мне к болотам надо.
– Ночью?!
– Ну, до рассвета часа два, а мне еще устроиться и притихнуть.
Соник потрясенно и молча шагал рядом.
– Сейчас цапли пролетные сели, я к ним, – пояснил Фёдор.
– Зачем? – спросил Соник.
– Завтраком кормить! – расхохотался его собеседник. – Считать. Я орнитолог.
– А, – обрадовался Соник. – По пяти?
– Ну, умеючи можно и по два десятка. В общем, ничего сложного, навык только нужен. Ну, вот здесь я и сверну. Всего доброго!
– И вам. Удачи и всего доброго. И спасибо огромное. Я бы там сдох до утра.
– Сдохнуть бы не сдохли, – серьезно ответил Фёдор, – но умом бы рехнулись. Нельзя живому человеку ночью на кладбище.
– Да уж, – согласился Соник.
Орнитолог на прощанье поднял правую руку, согнутую в локте. Соник повторил жест.
– Извините, – сказал вдруг птицевед. – А кто вы по профессии?
– Художник, – ответил Соник.
– Я так и подумал. Ну, удачи вам! Творческих успехов.
– И вам удачи. И – спасибо еще раз.
Через двадцать минут Соник вошел в дом: на Восьмом удалось тормознуть машину, и оказалось, что по пути – мужик ехал рыбачить на лиман.
– Привет, – сказал Соник своему отражению в зеркале, – а я вот тут за папиросками сбегал. А ты чем занимался?
И через минуту рухнул спать – не раздевшись, не приняв душ, не покурив ни лебеды, ни даже обычной сигареты.
Проснулся в обед: помят, ленив и разбит. Болели все 207 сантиметров туловища, саднили ладони рук-оглобель, ныли синяки на ходулях-ногах. Не возьмут в НБА, ой, не возьмут.
– Вставай, ленивая скотина, ты обещал ретабло. Выбирай. Или ретабло, или в табло. Встаю. Выбрал. Уже встаю. Не видишь? Уже встал. Иди корми лошадь и собак, а потом сразу за ретабло. Тебе еще сюжет придумывать, композицию, кофе пить, курить и все такое. Чего там придумывать, все уже придумано. Да ну, ты брось, когда успел? Да тогда и успел. Ну-ка, расскажи. А чего рассказывать: семь на пять метров. Святой Франциск считает цапель.
– Не кормит? Точно?
– Да точно, считает.
Санаторий уставших ангелов
Владыч смотрел в окно и ругался вслух – растерянно, безнадежно и безрезультатно:
– Вашу мать. Я так не играю. Только этого мне не хватало. Только этого и не хватало. Вашу мать. Вашу мать. – Морок не рассеялся, и строительная площадка на месте привычного пустыря за его забором не обернулась обратно в пустырь. – Вашу мать.
Да нет, какое волшебство, ничего такого вообще: никаких пока фундаментов, никаких котлованов – откуда бы им взяться сейчас, в полдень, если вчера их не было. Пока только экскаватор. Маленький зеленый экскаватор на пустыре за забором, по самые окна в прошлогодних бодылях. Но и его достаточно, чтобы понять: сегодня утром пустырь умер. Там, где появляются маленькие зеленые экскаваторы, пустырям больше нет жизни. Вашу мать.
Владыч стукнул кулаком по подоконнику и добавил:
– Ёб. – Как будто услышав и приняв это за команду, экскаватор дернулся, развернулся на месте и обнаружил поднятое забрало, оказавшись еще и бульдозером. Что совершенно не меняло ситуацию в лучшую сторону. Экскаватор-бульдозер опустил нож и приступил к работе. На расстоянии это было похоже на бритье чьей-то большой головы. Мне под ноль, пожалуйста. Вы уверены? Да, конечно. Ну хорошо, под ноль так под ноль. Вашу мать.
Владыч спустился на кухню, налепил тарелку бутербродов с колбасой и сыром, сварил большую кружку кофе и с полными руками завтрака вернулся к окошку, откуда было удобно следить за деятельностью зеленой машинки для бритья приговоренных пустырей. Жевал, запивал и думал: «Нет, ну не вашу ли мать, а?»
Мало кто любит, когда на место отсутствующих соседей въезжают соседи присутствующие. Как будто прямо к тебе в огород приехали, да еще с бумагами, подтверждающими право ездить экскаватором по твоей моркови и смотреть на закат вместо тебя. «Хоть бы одноэтажный, – думал Владыч, – ну хоть бы одноэтажный». Никакой моркови у Владыча в огороде не росло. У него и огорода не было: вся территория, шесть лет назад побритая таким же бульдозером – только, кажется, голубеньким, – была убрана под газон, по которому Владыч самолично, не призывая никаких контрактных садовников, с мая по ноябрь дважды в месяц разъезжает на четырехколесной косилке – играет в газонокосильщика; так ему нравится.
Ему вообще нравится играть: в счастливо разведенного бездетного мужчину; в учредителя и директора проектно-архитектурной мастерской; в волонтера пары-тройки экологических организаций; в наблюдателя за четырьмя открытыми горизонтами. Игры – сперва в счастливого холостяка, а затем и в наблюдателя за горизонтами – подтолкнули его сделать ставку на пустырь, расположенный на отшибе Овчарова: Владыч поставил и выигрывал целых шесть лет. Пустырей было два, но у второго – Владыч тогда хотел купить оба – оказался в наличии собственник, точнее, собственница, вступившая в права совсем недавно, а следовательно, не пожелавшая идти на новую сделку; встретиться и обсудить возможность перепродажи участка она отказалась вежливо, но категорично.