По Совиным ощущениям, которые, как она прекрасно осознавала, могли трансформироваться постфактум как угодно, она плыла параллельно скале не менее двух часов, но туман висел, как прибитый гвоздями, даже не думая рассеиваться. Скала кончилась раньше – Сова заподозрила обрыв красной стены за несколько десятков метров, хотя ничто не предвещало, и оказалась права: скала, образовав мыс, открывала путь в ровное, без просветов, молоко – это если смотреть вперед и влево – и вдоль себя самой, только с обратной стороны, если смотреть вправо. Сова обогнула мыс и поплыла вдоль обратной стороны скалы.
Подковообразная форма скалы обнаружила себя довольно скоро. Внутри подковы были собственный залив и прекрасная, без всякого тумана, видимость, лишь полупрозрачные его клочки висели над гладкой и тихой водой, истончаясь и исчезая прямо на глазах. Скала, вдоль которой Сова гребла так долго, с изнанки оказалась такой же вертикальной и неприступной, зато противоположный рог подковы выглядел вполне гостеприимно и приветливо. Туда Сова и направила байдарку, и вскоре пересекла залив и выгнала лодку на песчаный пляж, и, ничуть не раздумывая, высадилась на твердь. Затащив байдарку на явно необитаемый берег, Сова обернулась на скалу и ахнула: взошедшее солнце окрасило ее в сиренево-розовый цвет, отражение скалы почти дотягивалось до пляжа и было таким плотным и стабильным – на ровной, без зыби, воде заливчика, – что Сова немедленно достала из-за пазухи телефон и принялась щелкать виды; и вдруг догадалась, что может определить свое местонахождение. Сова включила геолокацию, телефонный навигатор долго размышлял и сомневался, а потом выдал результат, который, конечно, и не мог быть другим, но, тем не менее, оказался совершенно неожиданным и никак не умещался в голове: «Южнорусское Овчарово». Сова увеличила карту и выругалась: не просто Овчарово, а улица Приморская. Локационный значок был воткнут в акваторию лагуны неподалеку от берега.
Никакой мобильной телефонной сети не было. Часы в телефоне показывали без четверти семь. Поздновато для недавнего восхода, но Сова списала припозднившееся солнце на общую пасмурность: нечего придумывать небылицы, усиливая и без того явные странности, – солнце взошло как положено, просто увязло в тумане и низкой облачности, а как чуток развиднелось, так и покрасило красную скалу в сиреневый.
Сова решила обследовать сушу насколько это возможно, но, поднявшись на пологий берег и оказавшись на вершине сопки, поняла, что обследовать почти нечего: сопка спускалась прямо к морю, а по береговой линии переходила в знакомую скалу. Не только заливчик был подковообразным: весь остров имел форму подковы, утолщенной в точке изгиба, но все-таки вполне пропорциональной и совсем невеликой, так что совершенно непонятно, почему пришлось плыть вдоль скалы так долго, вот же она, вся на виду.
Маленький остров был прекрасным, как мираж, оставаясь при этом совершенно осязаемым и не уходящим из-под ног. Наоборот, он заявлял о себе при каждом шаге – то выпрыгнувшим из травы перепуганным лягушонком, то бакланом, взлетевшим с расстояния вытянутой руки, то дурной спросонок дикой пчелой, с размаху влепившейся Сове в щеку. Сова почти услышала, как пчела обругала ее, поправляя помятый хоботок.
– Сама смотри, куда прешь, – ответно нахамила Сова и через секунду покрутила себе пальцем у виска: спятила?
За неполный час Сова обошла остров вдоль и поперек, не считая, конечно, вертикальной скалы, затем спустилась к байдарке, быстро разделась, побросала одежду в лодку, забежала в воду и поплыла на середину заливчика. Вода была не то чтобы теплой, но вполне сносной: градусов восемнадцать, отметила Сова машинально и разрезала ладонями отражение скалы.
Она была уверена, что находилась в воде не более пяти минут – все-таки 18 градусов, не 26, – но, одеваясь на берегу, выронила из внутреннего кармана куртки телефон, а когда поднимала, то глянула на часы: было без четверти десять. И почему-то этот факт неприятно Сову задел – как будто неведомый собеседник, улыбаясь и доброжелательно глядя в глаза, без всякой нужды обманул ее. Сова еще раз включила телефон: нет, показалось – на часах было 08:20, и Сова извинилась вслух, так и сказала:
– Ой, извини, – а кому сказала, сама не поняла. – Пока, – это уже было адресовано острову, когда Сова села в байдарку и оттолкнулась веслом от песчаного пляжа. Сиреневое отражение скалы дрогнуло и распалось надвое: Сова направила байдарку к выходу из залива.
По всем правилам жанра, Сова должна была вернуться в Овчарово спустя десять лет, или сто лет, или никогда: приплывает, а Овчарова-то и нет, и никогда не было, как не было никогда и самой Совы, пятидесятилетней горожанки с двумя высшими образованиями, к тому времени всего два года как переехавшей из города, потому что там не имелось никакой возможности решить квартирный вопрос, зато вдруг этот дом в Овчарове – откуда ни возьмись – и от дальних незнакомых дядюшек бывает польза, особенно когда они умирают; то есть Сова была и есть, она здорова и прекрасно выглядит, потому что проводит уйму времени на свежем воздухе, каждое утро плавая на байдарке с апреля по ноябрь; и Южнорусское Овчарово есть, никуда не делось, вот оно, и на карте, и на местности, и в телефонной геолокации – все есть, все на месте, только прекрасного острова нету, и даже фотографий сиреневой скалы, отражавшейся в подковообразном заливе, нету: Сова на обратном пути утопила телефон, потому что, сверившись в очередной раз с пространством и временем, сунула его не во внутренний карман, а в обычный боковой, и край куртки свесился за борт и долго плыл, не замечаемый Совой, а когда Сова заправила его, вымокший, в лодку, было уже поздно.
По тем же правилам жанра, Сова, коли уж было ей предписано вернуться в никуда не девшееся Овчарово в тот же день, должна была уснуть в байдарке, а проснувшись, понять, что остров приснился ей, но:
– Хуй-то там, – говорит Сова, – ага.
И это чистая правда.
Потому что остров – был. Сова в этом уверена абсолютно, поэтому уже десять лет каждое июньское утро выходит из дому без четверти пять, садится в байдарку и плывет туда, где – Сова точно это знает – рано или поздно уткнется в красную скалу, по которой скатываются в море рваные серые космы.
В тот раз, выбравшись из залива, Сова больше всего удивилась тому факту, что туман рассеялся только внутри подковы – если он вообще туда затекал; по траверзу же скального мыса серая мгла продолжала лежать на воде как ни в чем не бывало, и была эта мгла толщиной до неба или даже выше, а в ширину скрывала из виду все, что находилось дальше байдарочного весла. Но именно туман, плотный, непроницаемый, глушивший размеренное дыхание Совы и всплеск воды от весла, помог Сове привязать пространство к реальности: Сова просто повернула налево и два часа плыла вдоль красной скалы, а потом повернула еще раз, на девяносто градусов, и, оставив остров по корме, через пятнадцать минут вспорола байдарочным носом зону мокрого песка по улице Приморская.
– Хуй-то там, – говорит Сова, – ничего мне не приснилось, он правда был.
Хотя какой смысл доказывать кому-то в Овчарове существование крохотного скалистого островка в акватории мелководного эстуария – непонятно: все и так о нем знают. Да его и видно с любого берега – если, конечно, не туман: хоть с Приморской, хоть с Набережной, хоть с Фёдоровских сопок. Вот он, прямо посредине тихой воды, торчит в небо красноватой дулей, там того острова-то – всего ничего: крупный булдыган-кекур и небольшая россыпь камней поменьше, часть в воде с головой, часть по пояс, обычная каменистая отмель – орланы там часто ночуют, они любят, когда камни. И все ее видят, эту отмель, а Сова – нет; ей показываешь – ну вот же, вот он, ну смотри же, вот же он, остров-то твой, – а она вылупится сквозь толстенные свои очки прямо на него, смотрит, смотрит, а потом говорит: