Мы не призываем ни к мести, ни к жестокости, хотя скорбь о новых невинных жертвах и гнев к хладнокровным их палачам переполняет наши (как, наверное, и ваши) сердца. Но… хватит! Мы не можем позволить, чтобы судьба народа, судьба демократии и дальше зависела от воли кучки идеологических пройдох и политических авантюристов…»
А дальше про то, что всех несогласных надо запретить, закрыть, осудить, отстранить, посадить… Пару лет спустя знакомый журналист показал мне копию списка тех, кого «миротворцы» советовали «изолировать». В длинном перечне я нашел и свою фамилию. Если процесс шел бы так, как его задумывали, мне бы и самому довелось посидеть в «Демгородке». Однако сопротивление, особенно вдали от Москвы, было таким сильным и взрывоопасным, что чуткое окружение отговорило Ельцина от мести. К тому же следственная группа «важняков» объявила: во всех кровавых инцидентах виноваты силы, поддержавшие президента. Так что если судить зачинщиков бойни, то в первую очередь – ельцинистов. Такого поворота никто не ожидал, и все кончилось амнистией, а также конституционным совещанием, похожим на плохо организованный партактив времен «застоя».
Мы снова уехали на Зеленоградскую, и у нас там несколько дней от ареста скрывался чудом вырвавшийся из Белого дома Сергей Бабурин, с которым я познакомился в редакции «Правды» или «Гражданина России», уже точно не помню. Мы, соблюдая полную конспирацию, бурно выпивали, спорили, горячились, и он, раздевшись и светясь своим дородным белым телом, шел по осенней траве остудиться к речке. Соседи потом прибегали ко мне и спрашивали свистящим шепотом: «Это Бабурин или нам показалось?» – «Показалось». – «Ясно!» – с пониманием кивали они. Никто, кстати, не донес.
7. Слабейшее восторжествует
Настоящим ударом для меня стала рецензия на «Демгородок» Александра Аронова в одном из декабрьских номеров «МК». «Поляков не желает воспринимать людей во всей их сложности и перепутанности, а упрощает… Признаюсь, трудно было дочитать недлинный текст до последней странички. Но если зажать ноздри, а позднее принюхаться – все-таки можно», – писал мой бывший старший товарищ, озаглавивший свою рецензию вполне определенно: «Замок из дерьма».
Это был тот самый Аронов, который печатал меня, начинающего поэта, в «МК» и даже посвятил моему стихотворению «Сон. 21 июня 1941 года» восторженную статью в «Вечерке». А я перепечатывал на машинке (он сам писал только от руки) его стихи и составлял первый сборник Аронова «Островок безопасности», а позже оказался единственным из круга его подопечных, кто написал об этой книжке сочувственную рецензию. И вот теперь… «Замок из дерьма». Увы, политика в тот год навсегда развела по разные стороны баррикад не только нас. Помню, я столкнулся с Ароновым примерно через полгода после выхода его брезгливой заметки. Он был пьян и буквально набросился на меня:
– Юра, что с тобой? Ты что теперь – красно-коричневый?
– А вы?
– Мы все сделали правильно!
– И Белый дом расстреляли правильно?
– Правильно!
– Почему?
– Потому что они бы нас повесили!
– Кто? Я бы вас, что ли, вешал?
– Нашлись бы…
Больше мы не общались. Вскоре Аронова настиг инсульт, и остаток жизни он провел в сумерках, а когда умер, то былые соратники по борьбе за общечеловеческие ценности этого почти не заметили. Зато «Литературная газета» часто обращается к его творчеству: он был крупным и не оцененным по достоинству поэтом:
Приблизится что вдалеке,
Слабейшее – восторжествует.
Молчания не существует
На настоящем языке…
В начале 1994 года полная версия «Демгородка» вышла отдельной книжкой в издательстве «Инженер». Обложку я придумал сам: на ней изображены знаменитые дюреровские Адам и Ева, наполовину обнаженные и наполовину одетые в арестантские робы. Помог выпустить повесть мой давний товарищ по комсомолу Вячеслав Копьев. Я знал его еще секретарем Красногвардейского РК ВЛКСМ, общался с ним постоянно, так как жил в Орехове-Борисове и вел литературную студию в киноцентре «Авангард», подшефном райкому. Копьев, кстати, выручил меня, когда в 1982 году бдительный студиец, стихам которого я, видимо, дал нелестную оценку, просигналил куда надо, мол, на занятиях пропагандируется белогвардейская поэзия. А я всего лишь цитировал Ходасевича, Георгия Иванова, Гумилева…
Вдруг меня срочно вызвали к первому секретарю Красногвардейского РК ВЛКСМ Вячеславу Всеволодовичу Копьеву. Я вошел в кабинет. Навстречу поднялся мой ровесник – рослый (выше меня), спортивный, черноволосый. Он улыбнулся с той ничего не значащей аппаратной приветливостью, после которой мог последовать жесточайший нагоняй. Я в ту пору напечатал свои первые визитные карточки, извещавшие, что вы имеете дело не только с членом Союза писателей СССР, но и кандидатом филологических наук. Он прочитал, посмотрел на меня с уважением и тоже протянул визитку: кандидат физико-математических наук. Теперь и я посмотрел на него с уважением.
– Ну как там у вас дела в «Авангарде»? – спросил Копьев.
– Ищем таланты. Обсуждаем. Спорим.
– О чем?
– О литературе.
– И об антисоветской? – В его глазах блеснул огонек дознавателя.
– Почему вы так думаете?
– Сигнал был.
– Это неправда! – твердо полусоврал я.
– А как же Ходасевич?
– Его стихи недавно опубликовали в «Сельской молодежи»!
– Да вы что? Как же я пропустил… – Ему явно полегчало. – Так это же меняет дело! Ну тогда успехов вам в поиске талантов. Но поаккуратнее. Люди-то вокруг разные.
Я подарил ему свою книжку стихов, и мы расстались довольные друг другом.
В момент развала СССР Копьев был вторым секретарем ЦК ВЛКМ, а в начале 1990-х стал одним из руководителей Всероссийского инженерного общества. Он-то на свой страх и риск профинансировал выпуск крамольного «Демгородка» в ведомственной типографии. Впрочем, сверху отреагировали оперативно: в книготорговую сеть поступило указание не принимать издание к распространению. Но контролировать выполнение всех своих указаний демократическая власть еще не умела, да и потом не научилась. А в конце 1994-го в издательстве «Республика», бывшем «Политиздате», вышел том моего избранного с «Демгородком». На супере был изображен, причем без штанов, адмирал Рык, очень похожий на генерала Лебедя, который тогда едва промелькнул в большой политике. Почему художнику пришла в голову мысль придать Рыку сходство с Лебедем? Не знаю… Когда же во время президентской гонки 1996 года генерал в качестве кандидата на высший пост встречался с писателями, я подарил ему «Демгородок». Он с удивлением глянул на суперобложку, потом на меня и спросил своим незабываемым голосом, напоминавшим сирену воздушной тревоги:
– Не понял?
– А вы, Александр Иванович, посмотрите на год издания.