– Странно, однако, получается… Куда, интересно, спряталась наша Верочка, а? Ведь не думаешь же ты, Шишов, что она и правда валяется в больнице? Тогда бы попросила прийти, принести ей зубную щетку. Ведь не за границей же она, в самом деле. Нет, Верочку надо обязательно найти и вытрясти из нее все сведения. Шишов, можешь не молчать, трясти Верочку все равно тебе придется. И вообще – у меня теперь образовалось три подозреваемых… Трое человек могли убить Костеренко с его сыном, и они все еще находятся на свободе.
– Откуда ж три?! – не выдержал Шишов.
– А сколько? Первая – это Верочка. Темная дамочка. Чего-то прыгает, порчу снимает, а потом и вовсе испортилась – взяла и потерялась. Зачем? И, между прочим, заметь, Шишов, – потерялась именно после того, как я созналась, что мы детективы.
Шишов так задумался, что даже остановил машину.
– Продолжай, продолжай… А кто второй?
– Вторая – это Милочка.
Шишов снова тронул педаль газа.
– Он еще не верит! – дернулась Серафима. – А я, например, сразу насторожилась – девчонку-то в закрытом гробу хоронили. И опознавала мать Милу только по плащу да по остальным вещам. А в свои вещи кого угодно нарядить можно. И Вера мне говорила, что теперь Милочка наповадилась ее навещать. Это она сказала, когда еще не знала, что мы детективы. И вообще – книжки надо читать! Там, между прочим, частенько кто-то специально умирает, чтобы потом незаметно остальных в гроб вогнать. А чего, умненько придумано – ходи себе, круши всех, все равно на тебя не подумают. Да только я взяла и подумала!
– Дура потому что, – буркнул себе под нос Шишов и стал слушать дальше еще внимательнее.
– А третья претендентка на роль преступницы, это… Догадайся, ну… – лукаво заиграла Кукуева глазами.
– Ты? – недолго думал Шишов.
Улыбка с лица Серафимы сползла вниз, лицо вытянулось, а подбородок обиженно взлетел вверх.
– Извозчик! Остановите, мне здесь выходить! – по-царски похлопала она Сеню по плечу на самой середине дороги.
Тот так резко тормознул, что она впечаталась в стекло.
– Ты что, с ума съехала? Я ж тебя на Тельмана брал! Серафима, так ты не сказала, третья-то кто?
Всплеск кукуевской обиды прошел для Шишова незамеченным.
– Ой, господи, с кем приходится работать… – в который раз вздохнула Серафима и объяснила, как трехлетнему малышу: – А третья кандидатура – сама Алиса Гавриловна. Понял?
– Нет, не понял. Зачем ты ее-то приплела, она и так судьбой обижена – мужа потеряла, сына тоже… Жестокая ты баба, Кукуева, – не одобрил версию Семен. – Вот я б на тебя посмотрел, когда б ты свое дитя сначала в животе носила, потом кормила, поила, а потом взяла и саморучно в могилу отправила! Ты не подумала – а вдруг у нее все надежды вместе с родственниками померли? Она ж наверняка на старость свою рассчитывала, что сын ее кормить, содержать будет!
Серафиме стало стыдно. И как в самом деле такая мысль проникла в ее светлую голову?
– А потому что… Я, может быть, тоже о ней подумала! – яростно оправдывалась она. – Потому что… а вдруг она узнала про Милочку? Поэтому взяла и… ну, в порыве ревности долбанула любимого супруга?
За недостойные версии Шишов теперь разговаривал с Серафимой только через стиснутые зубы и злобно шипя.
– Если бы она в порыве ревности, тогда бы это где-нибудь в кровати случилось, если бы застала их в неприличном ракурсе. А он под кустом валялся. Пьяный, ты сама знаешь. И ни на что не способный. Чего ж она, дура совсем, ни с того ни с сего любимого мужа по голове долбить? А сына, по-твоему, тоже из ревности?
Серафима насупилась и только старательно вытягивала нитку из чехла на своем сиденье.
– Чего молчишь, позорище мое?
– А того! Сын ей вовсе и не надежда был. Наркоман он был.
– И что? – прищурился Шишов. – Теперь и вовсе никого не осталось. Сиди уж, недотепа…
Расстались напарники друг другом очень недовольные. По-хорошему, надо было уже укладываться спать – завтра начиналась смена, а времени натикало изрядно, однако Серафима решила основательно утереть нос противному Шишову и разложила документы. Ничего особенного. Какие-то счета за свет, за квартиру, рецепт пирожного «картошка», переписанные красивым почерком песни давних лет, еще какие-то ненужные бумажки… Только и удалось выяснить, что Верочка имела красивое имя – Вероника Михайловна Звонцова.
– И где искать эту Звонцову? – тупо разглядывала ворох «документов» Серафима. – Завтра все бумажки притащу к Шишову, пусть любуется. Все равно там нет ничего.
Шишову же в его порции бумаг удалось нарыть совершенно сногсшибательную новость.
Едва Серафима появилась в автобусе, как он кинулся к ней, как к родным котятам:
– Симка, ты представляешь… Нет, я тебе все по порядку! – заговорил Шишов, удобно устраиваясь на кондукторском кресле, его буквально распирало от гордости. – Значит, я прихожу домой, а там мои еще не спят, меня ждут. Ну, я поел, руки помыл…
– Ты про Веру рассказывай, чего ты мне свой режим диктуешь? – не выдержала Серафима.
– Не перебивай! – рявкнул Шишов и снова степенно продолжал: – Значит, руки помыл, а потом разложил все документы на полу. Хотя, какие там к черту документы, одни каракули. Ну, разложил, а тут мои чертята – Симка и Фимка – как давай носиться…
Серафима напружинилась. Как пить дать, сейчас сообщит, что котята у него бумажки порвали!
– Ну и ухватили книжицу какую-то! Представь – таскают ее, по полу волочат, друг у друга отбирают, а сами… кхм… – Шишов закашлялся от сурового взгляда Симы и петушком проорал: – Да если б не они! Они знаешь чего нашли? Ее больничную карту! Только я не понял сначала, что это карта, а тут Татьяна подошла и говорит: «Чего это ты, пап, больничными картами разбрасываешься?» Потом подняла, прочитала, и глаза у нее как тарелки сделались. «Это, говорит, не твоя, тут какая-то Звонцова болеет…» И ты знаешь, Серафима, она мне такую мудреную болезнь назвала, что я не понял и не запомнил. Но она пояснила, что это, проще говоря, шизофрения. Понимаешь, дурья твоя башка? Наша Вера – шизофреничка! У нее какие-то там… ох, опять умные слова выскочили… короче, она немножко повернута на всякой магии. Ясно?
Серафима только моргала глазами. Нет, что-то такое она и сама в костеренковской соседке усмотрела, но не догадывалась, что все так серьезно.
– И что теперь нам делать? – посмотрела на Шишова Сима. – Куда нам ее, эту информацию? Информация ценная, слов нет, но… А что с того-то значит, если она больная?
Шишов был возмущен. Он пыхтел, надувался, дергал бровями, но потом как-то разом сник.
– Вот в этом твой минус, Кукуева, – почесал он затылок. – Если бы ты была опытным сыскарем, ты бы такие дурацкие вопросы не задавала. Я тебе такие новости принес, их осталось только к делу подшить, а ты не знаешь, с какой стороны! А была бы ты…