Сказание о Йосте Берлинге - читать онлайн книгу. Автор: Сельма Лагерлеф cтр.№ 52

– Спокойно, спокойно, фрекен Анна. – Синтрам продолжал улыбаться. – Подумайте хорошенько! Я отдаю вам молодого, красивого, даже очень красивого молодого человека, а в обмен всего-то прошу эту старую калошу.

Анна истерически захохотала, чтобы скрыть страх.

– Подумайте только, патрон, – сказала она, забыв, что только что назвала его Сатаной. – Мы стоим здесь и торгуемся из-за душ, как на лошадиной ярмарке в Брубю!

– Именно так, фрекен Анна, именно так. Но я понимаю, семейная честь не позволяет, очень вас хорошо понимаю… это правда, семейную честь Шернхёк надо беречь… ну что ж, мы облегчим ваши душевные муки.

И он громко позвал жену, и та, к удивлению Анны, вылезла из саней и, дрожа мелкой дрожью, подошла к мужу.

– Вы только посмотрите, вот вам пример послушной жены! Даже гордая фрекен Шернхёк не может помешать жене откликнуться на зов законного мужа… так и порешим. Я вытащу Йосту из саней и оставлю его здесь, на этом самом месте. Кто захочет, подберет.

И он уже собирался поднять бесчувственного Йосту Берлинга, но тут Анна наклонилась к нему и, почти касаясь губами уха, шепнула:

– Поезжайте домой, патрон! Заклинаю вас, поезжайте домой! Или вы не знаете, кто вас ждет в кресле-качалке? Мне кажется, неудобно заставлять ждать такого гостя!

Ей немало пришлось пережить страхов за этот день, но то, как изменился Синтрам, услышав ее слова, показалось ей страшнее всего. Нечестивый заводчик с перекошенной физиономией натянул вожжи, развернул сани, хрипло вскрикнул и хлестнул своего рыжего коня. Конь рванул с места, из-под полозьев и копыт брызнули снопы искр, и сани полетели вниз по крутому, опасному склону.

Анна Шернхёк и Ульрика Дильнер остались одни, но не обменялись ни словом. Ульрика с опаской косилась на горящие диким огнем глаза Анны и не решалась открыть рот. А Анне нечего было сказать несчастной старухе, ради которой она только что принесла такую жертву. Она принесла в жертву душу любимого человека.

Ей хотелось броситься ничком на землю, кататься по мокрому снегу, рвать на себе волосы и посыпать голову снегом и песком.

До этого момента ее отречение от Йосты казалось ей чем-то возвышенным, духовным подвигом, к тому же в глубине души она не считала, что отреклась от него, еще ничто не было потеряно. А сейчас она даже не отреклась, она попросту предала его, пожертвовала его душой…

В тягостном молчании доехали они до Берги, и когда Анна Шернхёк открыла дверь гостиной, она в первый и последний раз в своей жизни упала в обморок. За столом сидели Синтрам и Йоста Берлинг и мирно беседовали. На подносе стоял полупустой графинчик горячего тодди, наверняка они здесь не меньше часа.

Ульрика Дильнер, в отличие от Анны Шернхёк, в обморок не упала. Она-то знала своего мужа. Она-то заметила, что с тем, что остановил их на холме, что-то было не так.

Капитан и капитанша Уггла оказались хорошими посредниками. Они уговорили Синтрама, чтобы тот оставил Ульрику в Берге. Синтрам не возражал – не хватает мне только сумасшедшей в доме, сказал он.

* * *

Было бы смешно настаивать, чтобы дети нынешних времен верили в эти старые истории. Ясно ведь, почти все они или выдумки, или ложь. Но страх, пережитый старой Ульрикой, когда заскрипели полозья старого кресла-качалки… а сомнения и искушения Анны, когда она слышала нарастающий звон невидимых бубенцов, это ведь не ложь? И не выдумка?

Ах, если бы! Ах, если бы все это было выдумкой и ложью…

Все знают этот удивительной красоты мыс не восточном берегу Лёвена, тот, где стоит усадьба Борг. По обе стороны его омывают нежные волны затканных серебристой парчой заливов, а если взобраться на вершину холма, открывается поистине волшебный вид.

И все же я не советовала бы туда ходить.

Никто не поймет, как оно завораживающе прекрасно, озеро моей мечты, пока не увидит с мыса Борг, как медленно скользят по зеркальной воде последние, похожие на привидения клочья предутреннего тумана. Никто не поймет, как оно завораживающе прекрасно, пока не выглянет в окошко маленького голубого кабинета, где по углам таятся бесчисленные воспоминания… Пока не выглянет в окошко и не увидит, как отражается в воде бледно-пурпурный закат.

Но я повторяю: не ходите туда, на этот мыс!

Потому что может случиться, что вы, наглядевшись на эти чарующие виды, пожелаете остаться навсегда в этих помнящих столько горя залах старинной усадьбы. Если вы молоды, богаты и счастливы, вы даже, возможно, купите эту усадьбу и поселитесь там со своей молодой женой. Так поступают многие.

Нет, нет и еще раз нет. В Борге вы не найдете счастья. Как бы вы ни были богаты, как бы вы ни были опьянены счастьем, очень скоро и вы омочите слезами эти и без того пропитанные слезами полы. И очень скоро стены, где прячется вековое эхо скорби, всосут и ваши горестные вздохи.

Красивое старинное поместье отмечено печатью горя. Говорят, где-то здесь, в этих местах, похоронена ведьма, приносящая несчастья и вечное горе. Не нашла она покоя в могиле и отравляет мертвенным своим дыханием все живое.

Если бы я была хозяйкой Борга, я перекопала бы весь мыс – и выложенные каменной плиткой аллеи елового парка, и полы в подвалах усадьбы, и плодородные поля. Я не успокоилась бы, пока не нашла изъеденный червями труп ведьмы и не закопала бы его на освященной земле погоста в Свартшё. Мало того, заплатила бы звонарю, чтобы колокола над могилой звонили дольше и сильнее обычного, и богато одарила бы и пастора, и пономаря, чтобы они с удвоенной силой проповедями и псалмами упокоили бы принесшую столько горя ведьму.

А если и это не поможет, выбрала бы я штормовую ночь потемнее и подожгла бы деревянные стены усадьбы, чтобы никто и никогда не соблазнился поселиться в этом проклятом доме. Разве что галки совьют гнездо в торчащем на унылом пепелище закопченном кирпичном дымоходе.

Но, конечно, и мне было бы страшно смотреть, как вырывается из крыши пламя, как взлетают в ночное небо фонтаны искр, как, отгорев, серыми невесомыми мотыльками бессильно опускаются они на землю, как густой багровый дым все гуще окутывает гибнущую графскую усадьбу, как стены, перед тем как упасть, изгибаются, точно человек, пытающийся сохранить равновесие. В треске и реве пламени наверняка услышала бы я отзвуки старых, отныне бездомных воспоминаний, а в голубых каемках оранжевых языков беспощадного огня мерещились бы мне потревоженные привидения. В горе тоже есть своя красота, подумала бы я, и заплакала, как плачут язычники, когда уничтожают их храмы с древними богами.

Но помолчите, помолчите вы, предсказательницы и пифии, рано каркать и оплакивать еще не случившиеся несчастья. Пока еще красуется усадьба на вершине увенчавшего мыс невысокого холма, пока еще устремлены в небо гордые вершины елей в парке, еще сверкает под мартовским солнцем заснеженный луг, еще звенит веселый смех графини Элизабет.

По воскресеньям она ходит в церковь в Свартшё, это совсем близко от Борга, и, как правило, приглашает гостей на ужин. Судья из Мункерюда постоянный посетитель этих ужинов, и капитан с капитаншей из Берги, и адъюнкт, и даже нечестивый Синтрам. А если и Йоста Берлинг случайно забредет в Свартшё, она приглашает и его. А почему бы не пригласить и Йосту Берлинга?