– Власти? – ехидно спросил Новодворский и с
готовностью улыбнулся первым, мол, шутка юмора.
– Кобызы вошли тихо и жалобно, – продолжил
я. – Вошли как беженцы. А русские, как жалостливая и слезливая нация, с
широкой душой предоставили им все, последние рубахи сняли и отдали: живите,
ребята!.. Здесь у нас хорошо, хоть и бедно. Кобызы прижились, начали плодиться
с бешеной скоростью, им в России показались условия просто райскими, а в
благоприятных условиях каждый биологический вид спешит размножиться и захватить
все ниши. Сейчас они уже резко изменили демографию Рязанской области, но все
еще ведут себя в рамках закона. А стычки с местными можно отнести на счет
обычного хулиганства, ведь и свои русские друг с другом тоже дерутся, даже
убивают один другого.
Громов сказал быстро:
– Семнадцать складов с оружием!.. Это только за три
последних месяца. Петр Петрович подтвердит…
Сигуранцев кивнул:
– С достаточно серьезным оружием. Кроме снайперских
винтовок, что находятся на вооружении только элитных групп спецназа, есть еще
гранатометы и даже пара «Стелсов». А это уже угроза нашим самолетам и
вертолетам.
Убийло сказал со стоном:
– Но зачем, зачем им эти ракеты?
– Учитывают и результаты нашего совещания, –
сказал Сигуранцев с кривой усмешкой. – Эти ребята умеют просчитывать
разные варианты.
– Точнее, за них просчитывают другие
специалисты, – сказал Громов хмуро.
– В арабских странах?
– Арабы только финансируют, – возразил
Сигуранцев. – А операции им рассчитывают стратеги из ЦРУ. Для них
терроризмом является только то, что направлено против США. А если против нас,
то это борцы за свободу.
Каганов сказал грустно:
– Тогда президент прав, надо с кобызами что-то делать.
В смысле, как-то и в чем-то ограничить, в чем-то стеснить… Ох и противное будет
дело! Какой поднимется крик! Европа нас сожрет.
Сигуранцев и Громов переглянулись за его спиной. Повод для
крика в Европе будет, будет.
– У кобызов восемнадцать партий, обществ,
движений, – сказал я с завистью. – Вот жизнь бурлит!.. А рядом
покосившиеся хатки рязанских мужичков. Хатки разваливаются, мужички тихо мрут
от беспробудного пьянства. А кобызы готовы друг другу глотки порвать за
правильное истолкование полета пророка на Бураке… Правда, сперва порвут глотки
нам, а потом уже начнут разбираться друг с другом. Подумать только,
восемнадцать!.. У нас во всей России столько не наберется.
Сигуранцев добавил со значением:
– Из этих восемнадцати – пятнадцать хорошо вооружены. И
у всех на уме прежде всего восстановление… то есть создание государства
кобызов. Разногласие лишь в одном: насколько оно должно быть кровавым. Лишь три
организации придерживаются ненасильственных действий в любом случае. Но они
самые малочисленные, авторитетом не пользуются.
– Жаль, – вздохнул Убийло.
– Почему?
– Можно бы их поддержать…
– Да? Это значило бы только, что власть они получат на
семь лет позже, когда подрастут их дети и получат право голоса. Проголосуют за
исламскую республику Кобызстан, что тогда скажете? Все будет мирно и законно.
Агутин сказал с некоторым оптимизмом:
– Отстроченная катастрофа – уже не катастрофа.
– Какая разница?
– К тому времени и в России может что-то
измениться, – объяснил Агутин.
– То есть сама вымрет?
– Ну зачем же так… по-вашему? Может, кобызы вымрут.
Из-за какой-нибудь чумы. Или придут узбеки и всех их перебьют, вспомнив обиды
от кобызов тысяча двадцатого года. Или вообще доэрного. А то инопланетяне
прилетят и помогут нам стать богатыми и сильными. Но может случиться и вовсе
невероятное…
– Что?
– Россия своими силами встанет на ноги. И тогда никакие
страшные кобызы с совсем уж никчемными юсовцами не будут страшны.
Он иронизировал, глаза грустные, но голос в конце стал
серьезнее, я ощутил, насколько ему хочется, чтобы случилось это невероятное.
Настолько, что, возможно, готов будет принять некоторое ужесточение центральной
власти. Вот только непонятно, насколько далеко простирается его «некоторое».
Каганов предложил:
– А что, если предложить закон, который будет
называться примерно так: «Защита от соблазна»? Уже поняли на примере Косово,
как небольшая группа переселенцев может изменить демографическую ситуацию в
стране так, что та перестанет существовать. Вернее, на ее месте возникнет
совсем другая страна. Переселенцы, став большинством, самым демократичным путем
сменят правительство, религию, цели и нравы того государства, что раньше
существовало на той земле. Сменят все, даже название. И современное правовое
устройство ничего не может поделать.
Следовательно, в страну должен быть запрещен въезд таких
групп. Не только групп, но даже одиночек. Хоть через брак. Хоть как угодно.
Лозунг «Франция для французов» должен означать: только для белых. И христиан.
Да, кто-то будет обижен несправедливо. Зато Франция будет спасена как Франция и
не превратится в Большую Нигерию или Священную Зимбабве, а то и Великий Берег
Слоновой Кости.
Демократы посматривали на него настороженно. Как еврей
Каганов вроде бы должен быть на их стороне автоматически, но в то же время
приходится помалкивать, что сам Израиль с террористами расправляется без всякой
демократии. Да и сейчас предлагает такое, что ни в одни демократические ворота
не лезет. Зато Громов и Сигуранцев посматривали с удовольствием.
– А мне нравится Израиль, – бухнул Громов. –
Я его постоянно в пример ставлю!.. Хорошая страна, просто прекрасная. Они-то
хорошо понимают, что такое свои, а что такое – чужие. И свои интересы всегда
ставят выше чужих. Почему? Да просто потому, что это их интересы, родные! К примеру,
в их правительстве нет ни одного нееврея.
Он в упор посмотрел на Новодворского. Тот сперва растерялся,
даже губы задрожали, потом спросил, сразу ощетинившись, как дикобраз:
– Что вы хотите этим сказать?
– А что сказал, – ответил Громов злорадно. –
Умному достаточно. Или вы не совсем того?.. Признайтесь, почем диплом купили?
Ах, у вас же их два? У кавказцев на рынке, чтоб подешевше?
Каганов так растерялся, что полез за платком, вот надо
срочно протереть очки, а Новодворский вскипел, вступаясь за своего будущего
министра финансов, а то и вице-премьера, но в растерянности не мог сразу
подобрать оружие для нападения и выхватил из арсенала, что всегда под рукой:
– Так вы антисемит?
– А вы фашыст? – спросил Громов громко. Указал на
Новодворского и провозгласил еще громче: – Люди, плюйте на него, он – фашыст!
Сам признался.
Лицо Новодворского пошло пятнами.