И оказался прав.
Спустя час мы возобновили спуск. Весь этот час спасенный степняк проспал — нам кое-как удалось его разбудить. Зато теперь он двигался гораздо увереннее, не спотыкался, и даже проявил некоторую сноровку при переходе через горный ручей, ухватив за шиворот оступившегося Семена.
Дальнейший наш путь стал непомерно легче не только потому, что наступил день, но и местность изменилась к лучшему. Ущелье с ручьем осталось позади, склон становился все более пологим, крупные камни почти совсем исчезли, и тропа вскоре превратилась в настоящую торную дорогу, способную принять и торговый караван на лошадях или даже мулах.
Наша компания вконец взбодрилась и развеселилась, успокоенная окружающей природой и тишиной. За что немедля и поплатилась.
Едва мы покинули лесной полог и вышли на обширную луговину, протянувшуюся вдоль опушки на несколько верст, как позади нас из чащобы раздался воинственный крик, и следом прилетела стрела. Только волею случая она не поразила никого из нас, а вонзилась в походный мешок Торопчина, пробив, как выяснилось, коробку с морилкой. Однако в тот момент всем показалось на мгновение, что Семен убит. От удара стрелы и, конечно, больше от неожиданности он упал на колени, а потом и на живот. Стрела же осталась торчать у него в спине — в мешке, — дрожа и покачиваясь.
Первым опомнился Торбок. Он подскочил к Торопчину, быстро осмотрел стрелу и рывком выдернул ее из мешка. Потом перевернул Семена на спину и наладился было ударить его по физиономии для приведения в чувство, но Семен очнулся сам.
Всегдашний румянец изменил ему, лицо сделалось бледным, взгляд потускнел.
— Степан, — позвал он.
Я тут же наклонился к нему.
— Я здесь, Сема.
— Степан, — заговорил он загробным голосом, — прости меня, я умираю!.. Обещай, что выполнишь мое последнее желание…
— Хорошо, друг, — я решил с ним не спорить, хотя ясно было, что он даже не ранен.
— Сохрани мои находки и коллекцию! Отвези в Питербурх и передай в Академию…
— Конечно. Я все сделаю, как ты просишь. Но… попробуй-ка пошевелить руками… теперь ногами… теперь головой… Ты не находишь, что рановато собрался на тот свет?
Торопчин еще раз дернул конечностями и сел. В глазах его я прочел неописуемую радость. Он оглядел всех нас, обступивших его, и улыбнулся нарочито небрежно:
— Ну как, здорово я вас разыграл?
— Да-да, — поспешил вмешаться я, видя наползающее на лица аборигенов изумление, — у тебя прекрасно получилось!
— Правда? — Торопчин обрадовался, как мальчишка. Он бодро вскочил и хлопнул Торбока по плечу: — Не печалься, Григорий, еще повоюем!
Наш телеут, видимо, тоже обладал чувством юмора. Он кивнул и протянул Семену из-за спины стрелу.
— Возьми на память, дус, — сказал он, сделал паузу и добавил: — Мешок у тебя хороший — крепкий, толстый, как ты сам. Был бы похудее, изге-ук пробила бы тебя насквозь!
Торопчин уставился на стрелу, и глаза его медленно расширились. Я счел себя правым вмешаться.
— Господа, коль дело дошло до стрельбы, значит, наши преследователи рядом. Но и до места встречи с экспедицией совсем недалеко. Нам надо поторопиться!
Словно в подтверждение моих слов, от лесной опушки прилетела еще одна стрела и сбила с Семена шапку.
От неожиданности он присел и втянул голову в плечи.
Тут же, не сговариваясь, мы с места припустили по луговине к близкой уже реке. Торопчин тоже не заставил себя подгонять, позабыв про шапку.
— Как ты думаешь, Сема, — пропыхтел я на бегу, — почему они целят только в тебя?
— По-моему, они стреляют по всем, — с трудом выговорил Семен. — Просто я — самый крупный, а значит, самая удобная мишень.
Объяснение показалось мне тогда убедительным, но, Боже милостивый, как я ошибался!..
Преследуемые по пятам невидимыми мстителями — а то, что это именно мстители, я нисколько не сомневался! — мы все же сумели добраться до берега неширокого мутного ручья с говорящим названием Сары-су, против устья которого на Томе нас должны были подобрать струги экспедиции.
И здесь случилась первая трагедия.
Как только мы остановились на минуту перевести дух на небольшой поляне, заросшей созревшим белоголовником и кипреем, из травы в шагах двадцати от нас поднялся в полный рост высокий, поджарый татарин, вскинул над головой большой охотничий лук и крикнул:
— Тукталырга! Мин аучы чыгышы белэн эрбет агашы!
Мы подскочили, как ошпаренные, и завороженно уставились на шорца. Торбок крикнул охотнику в ответ что-то предостерегающее, но тот, видимо, не разобрал, выставил перед собой лук и потянул из-за плеча длинную стрелу. И вдруг краем глаза я увидел, как Торопчин сорвал с плеча карабин.
Полыхнул бледный при дневном свете выстрел, родивший облако сизо-черного дыма, оглушительно и коротко грохнуло, и в груди у татарина образовалась черная дырка, из которой тут же толчком выплеснулась ярко-алая кровь. Охотник широко взмахнул руками, роняя лук и стрелу, и без звука упал навзничь в густое разнотравье.
— Торопчин! Дурак! Что же ты наделал?! — невольно вырвалось у меня, но было уже поздно.
Мы, не сговариваясь, обошли место гибели охотника по широкой дуге, и вскоре достигли места встречи с экспедицией.
Иван Георгиевич стоял на носу струга и смотрел на наше приближение в подзорную трубу. Сейчас же, как мы появились в поле его зрения, он махнул рукой, и от струга к берегу быстро поплыл юркий облас, направляемый улыбающимся Петей Горлановым.
Через минуту мы уже обнимались с ним, как закадычные друзья, хлопая друг друга по плечам. Хакас и Торбок скромно присели в сторонке на корточки, не участвуя во встрече, и о чем-то тихо переговаривались. А Семен, лишь пожав руку Горланову, тут же полез в облас, держа в охапке свой драгоценный мешок.
Мы все еще оживленно болтали с Петей, как вдруг Торбок вскочил и с криком ткнул мне пальцем за спину.
Предчувствуя непоправимое, я резко обернулся, но только увидел, как Торопчин медленно заваливается на бок, а в широкой спине его торчит, подрагивая, знакомая стрела. Вернее, ее родная сестра, прилетевшая, наверное, из густой травы берегового откоса.
Глава 4
Западная Сибирь. Томск
22 июня 20… года
— Значит, по-твоему, пожар язычники устроили? — Ракитин скептически вертел в руках мой «трофей» — утерянный незнакомцем амулет.
— А кто же еще? — Я пожал плечами и в очередной раз приложился к бутылке с минералкой, которую вытребовал у Олега, едва переступив порог его кабинета. — Я же тебе толкую: капище там с алтарем, даже жертва была принесена какая-то, — я указал на пластиковый пакетик, лежавший на столе, в который он заботливо упаковал найденную кость.