Хозяин урмана (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Федотов cтр.№ 14

Двигаться по камням, хотя и сглаженным ветрами и временем, стало не в пример труднее. Распадок, хоть и широкий, однако же уводил нас вверх. Скорость продвижения упала до полуверсты в час. Но Торбок пообещал провести нас, как он выразился, старой тропой. Она якобы шла по восточному, более ровному, склону распадка и проходила мимо некоего загадочного места Козыр-агаш. Невзирая на расспросы хитрый телеут только щурил и без того узкие глаза и улыбался, заверяя, что белым телгерам будет интересно.

Подъем по тропе продолжался несколько часов. Дважды мы останавливались и почти валились с ног от усталости. Пот заливал мне глаза и шею, рубаха прилипли к телу.

И это невзирая на, в общем-то, нежаркую погоду и путешествие под сенью сосновых крон.

Семену приходилось и вовсе туго, он тяжело дышал и пучил глаза. Воду свою он выпил давно, и я уже не раз давал ему глотнуть из своей баклаги. Торбок же, напротив, выглядел бодрым и свежим, умудрялся еще лазить на склон горы и каждый раз приносил то горсть брусники, то ветку кислицы. А однажды предложил пожевать листья какого-то растения, уверяя, что это прибавит нам сил.

Листья оказались на вкус терпкими и кислыми, однако вскоре мне действительно стало лучше, в голове прояснилось, и в ногах появилась непонятная легкость. Торопчину, по всей видимости, также полегчало, и далее он уже шел по тропе на ногах, а не на четвереньках, как перед этим.

— Что это за растение? — поинтересовался я.

— Китэрэкле саулык, — радостно ответил Торбок.

Я непонимающе оглянулся на Семена. Он поморщился и неохотно перевел:

— Что-то вроде «приносящего здоровье»… Черт побери, Григорий! — рявкнул он вдруг на Торбока. — Сколько раз тебя просили говорить по-русски!

— Ты зря сердишься на него, — укорил я приятеля, — ему иной раз проще сказать на родном языке, чем коверкать наш.

— Он живет в России, так пусть изволит выучить и язык!

Меня неприятно поразили слова Семена — раньше за ним такого не водилось, чтобы злиться на чужой говор или поведение аборигенов. Но я счел причиной этого его состояния тяжелые условия похода, и вскоре забыл об оговорке. И напрасно!

Часа в четыре пополудни мы наконец достигли перевала, и я предложил сделать большой привал и пообедать. Вдвоем с Торбоком мы быстро набрали валежника и разожгли костер. Семен меж тем разложил прямо на мху нашу походную скатерку, а на ней — скромные остатки запасов.

— Нам не хватит еды еще на два дня, — сделал он вывод.

— Тогда уменьшим доли, — предложил я.

— А зачем мы кормим этого телеута? — заявил вдруг Семен.

Я торопливо оглянулся: Торбока на полянке не оказалось.

— В чем дело, Семен? — строго спросил я. — Чем тебе досадил наш проводник?

— Да он специально нас по буеракам и камням ведет! Чтоб мы тут и окочурились!

— Да зачем ему это надо?! Ну, сам посуди. Его же наняли в экспедицию, денег дали, муки да ткани для семьи, пороху… Он благодарен нам аж до земли!

— А теперь ты подумай, — Торопчин зло прищурился и цедил слова сквозь зубы. — У нас карабины, пули, порох, деньги, справная амуниция. Чего стоит завести под какую-нибудь скалу или на осыпь. Свалимся, свернем себе шеи, и все наше барахло ему даром достанется! Закон тайги: что нашел — мое! И главное, врать ему не придется, мол, трагическая случайность, в горах и не такое бывает. А станут проверять — все и подтвердится.

Я был ошеломлен его умозаключениями. Подобное могло привидеться лишь больному головой человеку. А я-то считал Семена своим другом!

— Мне жаль, — сказал я, — что ты так думаешь об этом человеке. Он ничем не хуже нас с тобой. К тому же без него мы действительно не выберемся из тайги. Так что спрячь свои черные мысли подальше и Бог тебе судья!

Торопчин ничего на это не ответил, но по лицу его было видно, что мнение свое о Торбоке он не изменил. На всякий случай я свой рожок с порохом переложил из мешка себе за пазуху.

Отдохнув и подкрепившись, мы отправились дальше по извилистой тропе, явно начавшей спуск, и некоторое время спустя довольно неожиданно вышли в уютную неширокую долину, заросшую высокими травами, ильмами и березами. Сосны исчезли вовсе.

Торбок остановился на краю длинной расширяющейся впереди прогалины и, махнув туда рукой, сказал:

— Это дорога на Козыр-агаш.

— Ну, так пошли быстрее! — буркнул Семен и первым зашагал сквозь травяную стену.

Торбок посмотрел ему вслед и только непонятно покачал головой, потом повернулся ко мне:

— Почему Семен такой усал кеше… Злой, да?..

— Он боится, — сказал я и направился за Торопчиным.

— Я понял, Степан дус, — сказал телеут.

Шагов его я не услышал, а когда обернулся, Торбока позади не оказалось. Невольно я передернул плечами: неужели бросил? А вдруг Торопчин был прав? Усилием воли я отогнал неприятные мысли и продолжил путь.

Но Торбок действительно пропал надолго, и Семен не один раз бросал на меня торжествующие взгляды, но покуда помалкивал, видимо, желая насладиться моей растущей растерянностью. Однако перед закатом, когда мы добрались почти до конца долины, телеут неожиданно появился перед нами, имея вид гордый и торжественный.

— Кэдрле галимнэр, без кильдек. Козыр-агаш — священное место людей из рода Кедра. Еще ни один ак-кул не видел его! Вы будете первыми!

— И что же в нем особенного? — желчно спросил Семен. — Наверное, обычное языческое капище, идолы там всякие…

— Каждое капище своеобразно, — попробовал я его урезонить. — Мы еще не видели ни одного телеутского места поклонения древним богам.

— Козыр-агаш — не наше священное место, — сказал Торбок. — Люди из рода Кедра называют себя сары-/шор. /Это один из самых старых и больших сеоков. Они жили в этих горах еще до прихода моего племени.

— Зачем же ты привел нас к чужому капищу? — подозрительно спросил Торопчин. — Хочешь поссорить нас с татарами?

— Дурак ты, Семен! — не выдержал я. — Торбок, наоборот, гордится своими соседями, уважает их верования.

— Ладно, извини, Степан, — Торопчин как-то сразу сник (хотелось верить, что от моей отповеди) и тяжело вздохнул: — Погорячился я что-то…

Мы обогнули небольшой холм, поросший березняком, и перед нами вдруг открылась совершенно круглая поляна, посреди которой рос великолепный, могучий кедр. Огромное, узловатое основание его указывало на весьма почтенный возраст дерева — никак не менее пятисот-шестисот лет. То есть, когда этот кедр был высажен здесь — а сей факт не подлежал сомнению, ибо в таком месте естественным путем он появиться не мог, — на Руси полыхала большая война между Рюриковичами и Ольговичами!

Священное дерево гордо раскинуло свои пушистые ветви, шатром прикрывшие круговую, тщательно утоптанную площадку сажен в двадцать шириной. По окружности площадки через равные промежутки стояли треугольные каменные останцы, явно обтесанные для единообразия. Издали останцы смахивали на зубы некой апокалипсической твари, погребенной под горой. С восточной стороны саженях в пяти от ствола кедра возвышалось собственно идолище — огромный истукан, вырубленный из целого куска скалы, быть может, уже бывшего тут изначально.