— Какая беспечность! — воскликнул дон Диего. — У меня складывается впечатление, что здесь вообще не принято плотно закрывать двери! — Он внимательно посмотрел на девушку. — Кстати, а с кем именно собираются расправиться эти изверги? В замке много людей, кого из них они обозначили «лишними»?
— Всех, без исключения, — выпалила девушка. — И спецов, и солдат, и «свинок»… Так здесь принято называть военнопленных.
— И когда? День не называли?
— Нет, просто Боммер приказал ей быть всегда готовой!
Дон Диего провёл несколько минут в задумчивости, переваривая услышанное, а потом, словно очнувшись, сказал:
— Хорошо, и мы будем готовы, девочка! Раздавим это гнездо и уйдём. Ты знаешь, что выбраться отсюда для нас преград нет!
— У вас уже есть какой-то план, босс?
— Конечно, иначе нас с тобой здесь бы не было, — ответил дон Диего спокойно. — Но время действовать ещё не наступило. Нам сейчас главное не суетиться и выждать подходящий момент!
— Пока мы будем его выжидать, эти палачи уничтожат своими чудовищными экспериментами ещё много людей, — уныло высказалась девушка. — Если они начнут ставить эксперименты на женщинах, то я, наверное, буду самой первой в их «меню». Эти фашисты смотрят на меня как на собаку или еврейку. Если бы не Боммер, они в первый же день разорвали бы меня на куски!
— Кстати, а почему Боммер относится к тебе так благосклонно?
— Не знаю, — пожала плечами Урсула. — Даже ни разу не потребовал интимных услуг!
— Тогда он умрёт лёгкой смертью, не такой, какую я ему готовил, — сузил глаза дон Диего. — А теперь давай прощаться, девочка. Твоего отсутствия может хватиться комендантша, и, не дай бог, она вздумает поискать тебя в твоей комнате!
23
Кузница замка оказалась вполне пригодной для работы: инструмента было достаточно, и весь он сохранился в отличном состоянии.
Вот уже две недели Кузьма трудился не покладая рук. На подборку материалов, ковку деталей уходило много времени. А ещё больше уходило его на кропотливую и трудоёмкую работу. Кузьма изготавливал мудреные, необычные для него детали.
Часами наблюдал за его работой специально приставленный человек, удивляясь упорству и искусству в ковке, шлифовке и полировке деталей. Всё поражало его: и размеренные удары молотом по раскалённой в горне заготовке, закалка деталей в ведре с водой, сосредоточенное лицо кузнеца.
Заглядывал к Кузьме и Мартин Боммер, засыпая его десятками вопросов, и не «сердился», когда тот скупо, сквозь зубы, отвечал ему. Уходил Боммер счастливый и довольный, а на прощание всегда говорил:
— Да, я не ошибся в своём выборе! Такую тонкую работу, наверное, можешь делать только ты! Запчасти изготавливаешь, как слеза от слезы не отличимые! Все как одна к машинам нашим подходят!
Вершиной мастерства Кузьмы стал ремонт старого генератора для выработки электричества, оставшегося в подвале от прежних хозяев замка. На его восстановление Боммер дал Кузьме всего неделю.
Сначала Кузьма разобрал огромную ржавую машину и установил неисправности. Каждый узел, каждый блок он собирал скрупулезно, со знанием дела. Заново выковывал полностью непригодные детали, очищал от ржавчины наружные и внутренние стенки генератора. А через неделю объявил Боммеру, что машина готова и можно провести пробные испытания.
— Вот это да! — восторженно воскликнул Боммер, увидев восстановленную машину. — Неделю назад эта «гробина» выглядела совсем плачевно, что же я сейчас вижу?
С помощью рычага Кузьма запустил генератор, который завёлся с пол-оборота, и…
Изумленный Боммер что-то часто-часто и восторженно говорил, мешая русские слова с немецкими. Из всего сказанного под грохот мотора Кузьма разобрал только обрывки фраз: «Это невозможно…», «Это потрясающе…», «Всякие слова восхищения тут излишни…», «Ты колдун, а не кузнец…», «Господи, да такого мастера я вижу впервые в жизни!».
Кузьма не реагировал на выкрики Боммера, хмурил брови и сдержанно покашливал. Теперь он точно знал, что его жизни не угрожает никакая опасность.
В мрачном настроении он вернулся в барак и, переступив порог, обомлел. Из двадцати приехавших с ним военнопленных он увидел лишь двух, да и тех в угнетённом состоянии. Один из них сидел неподвижно, уставившись в одну точку, а второй был страшно взбешён. Он бросил полный жгучей ненависти взгляд на Кузьму и увёл его в сторону.
— А где остальные? — спросил Кузьма, замирая от страшного предчувствия. — Их что, отвели на какие-то работы?
— Да, их увели, но не на работы, а туда, откуда не возвращаются, — ответил ему один из мужчин. — Пока ты отсутствовал, из нас забирали по два человека и уводили. Больше мы их не видели.
Мучимый тяжёлым чувством, Кузьма посмотрел на второго военнопленного.
— Чего пялишься? — буркнул мужчина раздражённо. — С тебя всё как с гуся вода. И на заводе в «тёпленьком местечке» отсиживался, да и тут, видимо, хорошо устроился…
Кузьма растерянно и удивлённо смотрел на него. В пропитанных ненавистью словах он ощущал угрозу и чувствовал себя неловко.
— Нас на экспериментах умервщляют, а ты… — мужчина матерно выругался и, сплюнув на пол, закончил: — А ты им оборудование ремонтируешь. Ну ничего, помяни моё слово, и до тебя очередь дойдёт!
Его слова смертельно ранили Кузьму, и ненависть к Боммеру охватила его с такой силой, точно в нём сосредоточились все несчастья в целом мире!
Усталость давила на него нешуточным грузом, но он не мог уснуть. Мысль о том, что о нем думают, как о немецком угоднике и прислужнике, сводила с ума. Почувствовав презрение к самому себе, Кузьма пришёл к страшному выводу: ему больше нет смысла продолжать жить.
Он прошёл в кузницу и, не сомневаясь в том, что делает, взял верёвку и соорудил петлю. «Всё, хватит небо коптить, я достаточно пожил на этом свете, — думал Кузьма, крепя конец верёвки к крюку в потолке. — Я уже не могу больше терпеть страдания, без конца падающие на мою голову. Пора сводить счёты с никчёмной жизнью, ибо она мне дана не для радости, а для горя…»
Он решительно встал на стул, просунул голову в петлю и прыгнул. Кузьма надеялся тут же сломать себе шею или хотя бы потерять сознание, но вместо этого лишь повис в петле, коснувшись подошвами пола. Крюк в потолке вытянулся под тяжестью его тела, и…
Кузьма задыхался и стал дёргаться как ненормальный, силы покидали его. И в эту минуту в кузнице кто-то появился.
— Держись, дружок, сейчас я! — ободряюще прошептал вошедший и, обхватив Кузьму руками, приподнял его вверх. С трудом сняв с шеи туго затянувшуюся петлю, он, тяжело дыша, сказал: — Держись за меня, дружок, сейчас я…
Ещё минута, — и Кузьма уже лежал на кушетке. Не давая ему отключиться и умереть, спаситель стал тормошить его за плечи. Кузьма дрожал всем телом, всё ещё переживая весь ужас, свершившийся с ним.