Под бдительным контролем нескольких специалистов он включал кислород и мгновение ожидал, пока сильная струя огня с оглушительным звуком, похожим на выстрел, вырывалась из наконечника и шипя трепетала в руках. Кузьма регулировал пламя, надевал маску, брал левой рукой прут, а правой приступал к сварке.
— Гут-гут, — шептали немцы, зачарованно наблюдая, как под струёй пламени на металле появлялось красное пятно, которое тут же белело. Кузьма подставлял под струю огня прут, и расплавленный металл заполнял в одной точке пробел между частями фюзеляжа. После этого Кузьма делал ещё пару таких «точек» по окружности шва — так он связывал части. Затем он медленно вёл горелку снизу вверх по боковой стороне стыка. Пройдя четверть окружности, Кузьма менял положение и продолжал сварку с другого бока.
Обычно к вечеру фюзеляж ремонтируемого самолёта был надёжно сварен. Специалисты тщательно осматривали швы и не скупились на слова восхищения.
— Гут-гут, Юрий Васильев! — приговаривали они. — Ты есть настоящий мастер! Ты есть чудесник, ого-го!
Шли дни, недели, месяцы… Кузьма привык к заводу, к работе, и… Единственное, чего боялся и о чём не хотел думать, — это о том, что его в любое время могут перевести в другое место, где дальнейшая жизнь в плену снова превратиться в кромешный ад. И вот однажды, зимой 1942 года, на завод приехала комиссия. В этот день военнопленным было приказано оставаться в бараке и на работу не выходить. Всем стало ясно, что скоро в их жизни наступят очередные «непредсказуемые» перемены…
* * *
В барак натаскали дров и затопили буржуйки. Длинный стол в проходе между нарами привели в порядок, на стене повесили портрет Гитлера.
Настроение у собравшихся было унылое, всюду слышались нервные выкрики и матерная брань. Кузьма безучастно слушал окружавших его людей.
— Что-то тут не так, — вздохнул кто-то за его спиной. — Сколько раз комиссии на завод приезжали и ничего, а тут… Аж в барак нас заперли, будто показать кому-то боятся.
Голос Геббельса возник внезапно и застал врасплох. Все в бараке замерли на своих местах.
Министр пропаганды Третьего рейха говорил визгливо, резкими лающими фразами. Военнопленные слушали выступление рейхсминистра внимательно. За время плена многие уже научились понимать немецкий язык и, хоть и плохо, но разговаривали на нём.
— Его послушать, так скоро уже и войне конец, — прошептал кто-то слева от Кузьмы. — Вот-вот Москву возьмут, и Ленинграду конец подходит…
Закрыв глаза, побледневший Кузьма впитывал каждое слово Геббельса. В эти минуты для него ничего не существовало, кроме душевной боли за свою гибнущую родину. А рейхсминистр не успокаивался и старался изо всех сил.
Не стыдясь присутствующих, вдруг заплакал мужчина, стоявший справа от Кузьмы. Горячий ком подкатил и к горлу Малова, стеснив дыхание.
«Наше дело правое, победа будет за нами… Кажется, так говорил Сталин в своём выступлении во время начала войны, — с тоской подумал Кузьма. — А ещё говорил, что воевать на территории врага будем. А что получается? Немцы скоро Россию в бараний рог скрутят!»
Гул уличного репродуктора внезапно прервался, и наступило тягостное безмолвие. К Кузьме протиснулся дежурный по бараку. Взволнованный, бледный, с воспалёнными глазами, он сказал:
— Выйди на улицу. Там тебя сам инженер Генрих дожидается.
Встряхнув головой и расталкивая всех на своём пути, Малов поспешил к выходу. Инженер знаком подозвал его к зданию заводской администрации.
В кабинете Кузьма присел на стул около двери, а инженер расположился в кресле. Из радиоприёмника звучали сводки с фронтов.
— Собирайся, ты уезжаешь завтра. Я пытался отстоять тебя, очень старался, но меня не послушали, — развел руками инженер.
— Кому я понадобился на этот раз? — с ноющей болью в сердце поинтересовался Кузьма. — В какой офлаг на этот раз поеду?
Прежде чем ответить, инженер несколько минут сидел за столом, подперев щёку рукой и глядя вперёд.
— За некоторыми из вас приехали сотрудники Аненэрбе, а им перечить нельзя. Им понадобилось двадцать человек, бывших лётчиков, здоровых и крепких. Отбор они уже сделали.
— Сделали? Когда успели? — хмуро поинтересовался Кузьма. — Мы весь день в бараке провели, не высовывая носа. И никто даже разочек не взглянул на нас.
— А зачем на вас смотреть, — усмехнулся инженер. — Офицеру из Аненэрбе достаточно было пересмотреть ваши дела и учётные карточки.
— Ну а я-то при чём? Я же связистом служил?
— В тебе их привлекли не высокий рост и крепкое здоровье, а твоя профессия, — вздохнул инженер. — Они долго расспрашивали о твоём мастерстве, и я был вынужден рассказать правду.
— Тогда мне ничего не остаётся, как идти в барак и собираться, — сказал Кузьма, вставая. — Кто ещё попал в список «избранных», можно полюбопытствовать, господин инженер?
— Иди и собирайся, — ответил инженер, снова включая приёмник. — Кто попал в список и поедет с тобой, с утра на построении узнаешь…
* * *
В просторном бараке от нескольких раскалённых буржуек — нестерпимая жара. В помещении шум сердитых голосов. «Избранные» пленники готовились в путь. Немецкий врач в белом халате, натянутом на шинель, проверял, как обуты и одеты люди. Им предстояло преодолеть расстояние в несколько сотен километров в кузове грузовика, и доктор снабжал каждого баночкой вазелина, на случай обморожения.
После медосмотра люди выходили на улицу, где офицер в чёрной форме СС придирчиво проверял каждого, сверяя с фотографиями в личных делах.
Когда очередь дошла до Малова, врач неожиданно заявил:
— Этот человек болен… В настоящий момент он должен лежать в госпитале и лечиться, а не ехать вместе со всеми в холодном кузове грузовика!
Эсесовец прекратил проверку и внимательно посмотрел на доктора.
— Мы не можем оставить его, — сказал он. — И ждать, когда он поправится, тоже не можем.
— Но он сляжет в дороге! — настаивал доктор. — Вместо живого здорового человека вы рискуете привезти никчёмный труп.
Из стоявшей рядом легковушки вышел человек и, поправив на переносице очки, заявил:
— Вы собираетесь чинить нам препятствие? Я правильно понял ваши намерения, коллега?
— Я… Но… — растерялся доктор.
— Отойдите в сторону и занимайтесь своим делом. Даже если этот человек заболеет и умрёт по дороге, это никоим образом не коснётся вашей репутации!
Когда все приготовления были закончены, люди разместились в крытом грузовике.
— Этого в мою машину! — распорядился человек в штатском, указав рукой на Малова.
Взревели моторы, и машины неторопливо покатили к выезду с территории завода. Доктор подошёл к главному инженеру и, не говоря ни слова, развёл руками.