Да Силва особо отметил, что Дрейк увлекается географическими картами и навигационными инструментами и собирает их всюду, где только возможно, — и страсть эта не знает насыщения! На каждом захватываемом судне он забирает карты, октанты, астролябии… А книгу итальянца Пигафетта о плавании Магеллана — Элькано вокруг света он перечитывает, как другие протестанты свои Библии, ежедневно. Отметил да Силва и то, что Дрейк поручил своему двоюродному брату, неплохому рисовальщику, делать эскизы всех гаваней, куда заходила экспедиция, и наиболее примечательных участков берега…
8
Дрейк объявил всему личному составу, что истинная цель экспедиции — вовсе не Александрия, а неведомый англичанам Тихий океан, только вдали от берегов. И тут иные встревожились, а иные вовсе закручинились. Да и половина остальных обиделась за недоверие.
Этим немедленно воспользовался неутомимый интриган, книгочей и святоша мистер Томас Доути. Он счел, что пробил, наконец, его час! Находясь на «Елизавете», он собрал около двух десятков человек, в том числе шестерых «волонтеров» — дворянчиков, и обратился к ним с предложением: поскольку плавание, в котором они участвуют, сопряжено с величайшими опасностями для всех (а информированы правдиво и полно они, нанимаясь в экспедицию, не были!) — потребовать выделить для всех, кто желает вернуться в Англию сейчас же, один корабль, способный вместить всех того желающих. Они бы взяли, скажем, судно, полученное взамен «Бенедикта»…
В тот раз дело кончилось разговорами. Матросы и офицеры, хоть и ворчали, хоть и не были всем довольны — но заговорщиков не поддержали. Винтер донес Дрейку, сомневаясь вслух, достойно ли поступает. Фрэнсис его успокоил:
— Вы правильно понимаете свой долг, мистер Винтер. Был бы вам крайне признателен, если б вы и впредь информировали меня обо всех подобных действиях моего «лучшего друга».
…Когда через пару дней Дрейк объезжал все корабли экспедиции с обычным осмотром, Доути вдруг объявил:
— С искренним сожалением должен поставить вас в известность, что брат ваш украл множество различных вещей с «Марии», ныне переименованной в «Сент-Кристофер»!
— Том, что ты можешь на это сказать? — сухо спросил Фрэнсис у побагровевшего, набычившегося парня. Но тут же, не дав тому ответить, добавил: — Впрочем, не здесь, нет. Зайдем в твою каюту.
Вскоре в каюту Тома Дрейка затребовали двоих матросов, участвовавших в перегрузке с «Марии» штук полотна, одежды, что составляло основной груз судна, а также некоторого количества вельвета и шерсти в кипах. Тут, прослышав о случившемся, к Дрейку явился баталер — «завхоз» «Елизаветы» и заявил смело, громко:
— Да, о пропаже части груза мне известно. Мне и вор известен. Это — мистер Доути!
Произвели обыск в каютах Томаса Дрейка и Томаса Доути. В каюте Доути обнаружили большое количество одежды испанского или португальского покроя. В каюте же Дрейка-младшего — только ношеную морскую одежду хозяина.
— Ну и как вы это объясните, мистер Доути? — ледяным тоном спросил Дрейк.
Известный гуманист отвечал на это любезно и невозмутимо:
— Это испанская и португальская одежда. Бархат у них, у папистов проклятых, особенно хорош. Что еще? Ах да, откуда это у меня? Это, знаете ли, подарки от команды «Марии». Португальцы меня полюбили…
— Допустим. А как с обвинениями против моего брата?
Доути улыбнулся глумливо и, вместе с тем, высокомерно:
— А что, неужели не нашли ничего? Ищите получше. Ищите, ищите.
Тут уж возмутилась вся команда судна, принявшая сторону Тома Дрейка. Матросы требовали примерно наказать славного кавалера Доути за клевету. И Фрэнсис принял такое решение:
— Ты, мистер Томас Доути, переводишься на борт флагмана и примешь командование над волонтерами. Вмешиваться в управление кораблем воспрещаю безусловно! Муни переходит на «Пеликана», а я временно побуду на «Марии»! Все!
С Муни ворчал:
— Какого дьявола пускаешь этого щеголя вольно бродить по флагману и совать нос в каждую щелку? Его судить надо, а не… Попомни мое слово, Фрэнсис: ничего, кроме вреда для тебя лично и для всего дела, это не даст!
Дрейк не ответил ничего. Видимо, он хотел разъединить Доути и основную группу «кавалеров», бывшую на «Елизавете»? В команде «Пеликана», набранной им самолично, без участия мистера Худа, капитана флагмана, он был уверен абсолютно — и, возможно, хотел накопить побольше информации о преступных, провокационных действиях этого злокачественного джентльмена? На обычный образ действий Дрейка это, разумеется, непохоже — но и случай ведь был не обычный. Доути его «достал», а судить секретаря влиятельнейших особ Дрейк мог себе позволить, лишь набрав с избытком бесспорного материала. Вот Фрэнсис и пошел на шаги, которых сам в принципе не одобрял…
И тут пассат затих — и на флотилию Дрейка упал тяжкий тропический штиль. «Лошадиные широты»…
Скука, безделье… Между тем Доути на «Пеликане» усердно старался вбить клин между офицерами и матросами, между новичками и ветеранами, между девонширцами и лондонцами… Дрейк ходил по палубе «Марии» и нервничал, слушая донесения. Тут, недолго пробыв на флагмане, на «Сент-Кристофер», бывшую «Марию», вернулся Том Муни с сообщением малорадостным, но уж никак не неожиданным:
— Мистер Доути — кол ему в глотку! — открыто подбивает людей на бунт. Повторяет, что нас гонят на верную смерть; что наши корабли не смогут пройти сквозь гибельные теснины Магелланова пролива; что, даже если бы это вдруг удалось — при выходе из пролива нас бы встретили огромные военные корабли испанцев. Они без труда расправятся с нашими скорлупками — и те, кто не утонет, очень скоро станут завидовать утонувшим, потому что непременно попадут в лапы инквизиции.
— Вот сволочь! Он же прекрасно знает, что никаких военных кораблей за Магеллановым проливом нет! Испанцы считают Тихий океан своим внутренним озером — им просто не нужны галионы в водах, в которых доселе не бывал ни один европейский корабль, кроме испанских, в которых на испанские владения за сорок лет не нападал никто! И им там нужны торговые суда, но разумеется, иные из них вооружены. И только! Для борьбы с восставшими индейцами достаточно нескольких пинасе.
…Дрейк и без того был «на взводе» — штиль, когда не продвигаешься к цели и ни-че-го не можешь сделать для приближения ее, кого хочешь взбесит — а тут еще духота и зловещая напряженность, разлитая в воздухе (мы в двадцатом веке называем это «наэлектризованностью» атмосферы). Еще и этот «лучший друг»! Дрейк впал в бешенство. Вприскочку забегал взад-вперед по палубе (в таком состоянии знающие его хорошо люди предпочитали близко не оказываться), комкая платок, — потом остановился и ме-едленно, явно следя за собой и уже в силах контролировать себя, приказал передать на «Сент-Кристофера» приказ «советнику по вопросам применения войск» прибыть немедля «к борту флагмана».
Приказание странно звучало: не «на борт» — а «к борту». Но вскоре выяснилось, что то была не оговорка. Едва адмиральский вельбот с «советником» толкнулся в борт «Пеликана» и старшина уже приготовился ловить штормтрап — Дрейк лично перегнулся через фальшборт и скомандовал: