Холодное время - читать онлайн книгу. Автор: Фред Варгас cтр.№ 36

Cтраница 36

Через четверть часа у Адамберга начали слипаться глаза. Он повернулся к Данглару, но майор в кружевном жабо, подавшись вперед, смотрел, открыв рот, на оратора, не в силах отвести от него глаз, словно перед ним вдруг возникло неизвестное науке животное. Адамберг понял, что вывести майора из ступора ему не удастся.

Заскучавший комиссар поискал было сочувствия у сидевшего справа земляка и сына виноградаря Вейренка. Последний, преобразившийся в меньшей степени, чем Данглар, но столь же ошарашенный, вперился взглядом в невысокого, явно закомплексованного оратора, вещавшего прямо над ними, стараясь не упустить ни единой мелочи. Адамберг перевел взгляд на актера, пытаясь понять, как ему удается произвести такое впечатление на его помощников. Очень элегантный, субтильный, он завораживал своими заклинаниями, поражал удивительной точностью жестов и строгой манерой держаться и смущал неподвижным взглядом чересчур блеклых голубых глаз, моргая через равные промежутки времени. Его судорожно сжатые губы, казалось, никогда не смягчит улыбка. Перед ними действительно воскресала История, президент не солгал, актер как нельзя лучше подходил на роль Неподкупного. И успех его у публики был очевиден.

– Гражданин Робеспьер! – раздался голос из зала с правой стороны. – Какие демоны внушили тебе, что человека можно так легко улучшить? Не собираешься ли ты силой добродетели лишить “людей добрых” разума, который ты так превозносишь?

– Этого в тексте нет, – раздраженно шепнул Данглар на ухо комиссару. – Речь семнадцатого плювиоза не прерывалась.

Адамберг внезапно осознал, что Данглар на самом деле до глубины души поражен этой вольностью. Равно как и Робеспьер, который, сняв очки, обратил свой бесцветный застывший взгляд на докучливого слушателя, но удостоил его лишь кривой усмешки. Возмутитель спокойствия сел на свое место, мгновенно утратив всякий пыл.

– Неслабо, – прошептал Вейренк.

А оратор невозмутимо продолжал свою речь:

Присутствующие все как один встали, и зал наполнился грохотом отодвигаемых стульев, скрипом скамеек, аплодисментами и криками, депутаты переругивались между собой, а на галереях для публики снова развернули трехцветные флаги Революции.

Ошеломленный Адамберг потихоньку вышел из зала. Достав сигарету Кромса, он закурил и, прислонившись к дереву, стал ждать своих коллег. Это жуткое мероприятие в равной степени взбесило и взволновало его, и он даже с некоторым изумлением смотрел на обычных людей и предметы вокруг себя, на решетку, огораживающую дерево, на прохожих в джинсах, погасшую витрину аптеки и газетный киоск. Меньше чем за час иной век затянул его в свои сети, он привык к костюмам, освещению, к речам и шуму Конвента. Что касается Данглара и Вейренка, павших жертвой гипнотической лихорадки былых времен, то сегодня вечером на них можно было не рассчитывать. В общем, все понятно. Какой же восхитительный и опасный объект создал Франсуа Шато! Каким неожиданным порывам оказались подвержены люди, погруженные на протяжении стольких лет в атмосферу этих исторических представлений, какого чудовищного убийцу они способны породить!

Через полтора часа трое полицейских в полном молчании возвращались в город. Глядя на ошеломленные лица своих спутников, Адамберг решил дать им возможность тихо вернуться в настоящее. И только когда, переехав Сену, они застряли на светофоре, он спокойно прошептал:

– Пешеходы, асфальт, вонь, двадцать первый век.

– Ты ничего не понял, – отозвался Вейренк.

– Ну, раз ты не назвал меня “гражданином”, еще не все потеряно.

– Вообще ничего не понял.

– Помните, – прервал их с заднего сиденья Данглар, – что нам сказал Шато? Что заменить Робеспьера нельзя. И что мы всё поймем сегодня вечером.

– Да, – сказал Адамберг. – Просто у них потрясающий актер.

– Нет, комиссар. Просто это был он.

– Кто он?

– Робеспьер. Актер, как вы выразились, это он сам и есть.

Робеспьер. Неподкупный.

Адамберг почувствовал, что было бы бесполезно, неуместно и даже пошло напоминать своим взбудораженным коллегам, что Робеспьеру отрубили голову. И Вейренк подтвердил его опасения. Отвернувшись к окну, он пробормотал себе под нос:

– Тут и добавить нечего. Это был он.

– Он наш, комиссар, – сказал Мордан, быстрым шагом входя в кабинет Адамберга.

Длинные худые ноги только добавляли Мордану сходства с цаплей.

– Что? – спросил комиссар, не поднимая глаз.

Адамберг стоял за столом, но не это смутило Мордана, потому что комиссар почти всегда работал стоя. Проблема была в том, что он не работал. Он рисовал. В то время как его сотрудники нервничали в ожидании звонков из комиссариатов и жандармерий страны в ответ на запрос о мнимых самоубийствах, сделанный Адамбергом. И ладно бы он просто рисовал, так нет, он писал акварелью, наверняка взяв все необходимое у Фруасси, которая тоже баловалась живописью в свободное от работы время.

– Вы рисуете? – спросил Эсталер, вошедший за Морданом.

Дело в том, что Эсталер по никому не ведомой причине вечно следовал за кем-нибудь по пятам, напоминая отставшего утенка, который догоняет свой выводок. И на кого бы бригадир ни наткнулся в коридоре, завернув за угол, – на Мордана, Вуазне, Ноэля, Жюстена, Керноркяна, Фруасси или кого-нибудь еще, – он тут же пристраивался к ним и шел следом. И все его коллеги, внезапно обнаружив путающегося у них под ногами молодого человека, с удовольствием взваливали на него часть своей текущей работы.

– Сегодня я проснулся около четырех утра, потому что мне в голову пришла одна идея, – объяснил Адамберг. – Я накорябал ее на бумажке и снова заснул.

Адамберг вынул из кармана смятый листок бумаги и протянул его Эсталеру.

– “Нарисовать”, – прочел он. – В этом и состояла ваша идея, комиссар?

– Ну да. Вот я и подчинился. Ночным идеям следует подчиняться. Только смотрите, Эсталер, ни в коем случае не вечерним идеям, они как раз зачастую взбалмошны и губительны.