— Хорошо, так и сделаем, — вздохнул с облегчением Митрофан. — Только вот кто же застрелил его?
— Кто-то из подпольщиков выследил его, — хмуря лоб, сказал Кузьма. — Если это так, то и мы в опасности. Не исключено, что стрелок бродит где-то рядом.
— Уж не про «шмелиху» ли ты думаешь? — заинтересовался Митрофан. — Если бы ранее Богословцев не застрелил её в твоём доме, я бы только на неё и подумал.
— Что-о-о? — глаза у Малова полезли на лоб. — Постой, когда это случилось?
— Когда Богословцев был оставлен мною охранять Шмелёву и кузнеца Михеева, — со скорбной миной на лице пояснил Бурматов.
— А почему это случилось? — прищурил глаза и побагровел Кузьма. — Я же просил тебя отпустить её.
— Я так и собирался сделать, — заюлил Митрофан, с опаской поглядывая на кулаки Малова. — Но…
— Что случилось, почему Богословцев убил её? — едва сдерживал бушующую внутри ярость Кузьма. — Я же…
— Да ничего не случилось, просто он не мог поступить иначе! — закричал, разозлившись, Бурматов. — Невыполнима была просьба твоя. Ты что, всё ещё этого не понял?
— И почему? — набычился Кузьма, и Митрофану показалось, что его глаза наливаются кровью.
— Останься она живой, она бы выдала Богословцева, и ему нельзя уже было бы возвращаться в отряд. Если бы мы отпустили эту террористку, то провалили бы всё дело! И…
— Мы и так провалили всё дело, — неожиданно обмяк Малов. — Всё провалили к чёртовой матери! Вот уже и Богословцева застрелили. Теперь чья — твоя или моя очередь?
— Согласен, дела наши хреновы, — проведя по лицу ладонями, сказал Митрофан. — Если на нас объявили охоту, то кто? Головой ручаюсь, что нас не могли выследить!
— А я думаю иначе, — вздохнул Кузьма. — Где-то мы прокололись, когда в город прибыли. Кто-то заметил и узнал нас!
— Ты прав, наверное, — был вынужден согласиться Бурматов. — Надо подумать, где и когда это могло произойти. У меня было немало врагов в Верхнеудинске, ничего не поделаешь, издержки службы. Но почему нас не сдали в ЧК, а взялись отстреливать?
Бурматов подошёл к столу, схватил бутылку водки и посмотрел на Малова:
— Выпьешь?
— Давай, — пожал плечами Кузьма. — Потом берём лопаты и на улицу. Нам надо сарай откопать и загнать в него лошадь!
— И Андрея туда уложить до весны, — согласился Митрофан. — А там…
Они выпили, взяли лопаты и вышли на улицу.
— Бр-р-р, что-то не по себе мне, — посетовал Бурматов, тревожно озираясь. — Не могу отделаться от ощущения, что кто-то целится мне в спину из винтовки.
— Мне тоже чьё-то присутствие мерещится, — признался Кузьма. — Вот только не спиной, а затылком я взгляд стрелка чую…
— Э-э-эх, когда я отсюда уеду, никак не дождусь, — сказал Митрофан, берясь за работу. — Наверное, прямо завтра и отправимся, так ведь?
— А почему завтра? — орудуя лопатой, поинтересовался Кузьма. — Ты же мне обещал, что старик-бурят Алсу вылечит.
— Он уже её осмотрел, — ответил Митрофан. — Всю ощупал.
— И что сказал Яшка?
— Сказал, что сварит настойку и лечить её будет.
— И на какой срок затянется её лечение?
— А чего ты у меня спрашиваешь? Если старик точно сказать не берётся, то мне откуда знать.
Во время разговора Бурматов явно нервничал, зато швырял снег так быстро, что Малов едва поспевал за ним. Когда они откопали дверь сарая и вошли внутрь, Митрофан облегчённо вздохнул и даже повеселел.
— Кажись, обошлось, — сказал он, улыбнувшись. — Я не знаю, что чувствовали солдаты в окопах на передовой, но, наверное, то же самое, что и я только что.
— Да, мне знакомо такое чувство, — усмехнулся Кузьма. — Я же всегда рядом с Семёновым был. Сначала страдал втайне от всех, переживал, нервничал, чувствуя себя на чьём-то прицеле, а потом привык.
Бурматов нервно хмыкнул.
— Всё, завтра уходим, — сказал он решительно. — Уже март месяц, и скоро всё вокруг таять начнёт. А нам пора ноги уносить далеко-далеко отсюда. Жить под страхом смерти мне претит, и очень хочется быть подальше от России.
— Засобирался драпануть, а ты моё мнение спросил? — легонько ткнул его локтем Кузьма. — Старик ещё девушку не вылечил, а ты?
— Давай мы оставим её здесь! — буркнул Митрофан. — Ну чего тащить за собой больную. Она же может умереть в пути!
— Тогда ты один поезжай, а я с Алсу здесь останусь! — разозлился Кузьма. — Забирай всё своё золото и поезжай, мне ничего от тебя не надо!
— Ишь ты, останется он! — разозлился и Бурматов. — Теперь всё, тебе в городе появляться нельзя! Ушла контрразведка, вернулась ЧК! А застенки остались те же самые и жёсткие методы допросов тоже!
— Пусть уеду я из Верхнеудинска, но останусь в России! — заупрямился Кузьма. — Далеко уеду, на запад, к Москве поближе! Там я затеряюсь среди не знающих меня людей и… Зато я останусь в России!
— Ну ладно, давай успокоимся, — смягчился Митрофан и заговорил примирительно. — В конце концов, Яшка за ночь отвара наготовит и мы его утром с собой заберём! Сейчас мы богаты, как восточные шейхи, и Алсу за границей, если снадобья не помогут, без труда вылечим!
— А как ты собираешься выкапывать золото Халилова? Снега под нами, как ты знаешь, метра три и…
— Не беспокойся, всё золото и драгоценности уже здесь, в этом сарае, — рассмеялся Митрофан беззвучно. — Я часто навещал Яшку в летнее время…
— Ну тогда, — Кузьма в задумчивости поскрёб ногтями подбородок. — Тогда, если никто нас не подстрелит, мы с утра уедем из России.
22
Чуть свет Матвей Берман вошёл в дом Маргариты и застал её примеряющей поверх одежды сшитый из простыней маскировочный костюм. Поздоровавшись, они внимательно осмотрели друг друга и собрались выходить, но в дом вошёл Азат Мавлюдов…
— Лекарства мои взять не забыла? — спросил он, строго посмотрев на девушку.
— Взяла, — ответила она с пасмурным лицом. — Мазей твоих от обморожения тоже не забыла, товарищ Рахим.
— А ты спиртяшки нам во фляжку не плеснул? — усмехнувшись, поинтересовался Матвей. — Не май месяц на дворе.
— Вам весело, как я погляжу, — с упрёком сказал Азат. — А я вот беспокоюсь за вас, особенно за товарища Шмель. Она ещё от ранения сквозного не оправилась, а уже в лес засобиралась.
— Так, не называйте меня больше этим дурацким прозвищем! — нервно отреагировала на его слова девушка. — Теперь я хочу, чтобы все называли меня Маргаритой, а Шмелёва моя фамилия, ясно?
Мужчины переглянулись, вздохнули и молча кивнули.
— Тогда всё, выходим, — девушка закинула на плечо новенькую винтовку и решительно шагнула к двери.