Чаша страдания - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Голяховский cтр.№ 82

При этих словах учительница истории Елизавета Яковлевна, еврейка, потупилась.

Завуч продолжила:

— Я хотела сказать, что всем известно, что она дочь врага народа, да и вообще… ее происхождение…

Елизавета Яковлевна совсем опустила голову. Директор заерзал на стуле:

— Ничего плохого за ней не замечали. Что же нам делать, если она всегда отвечает на одни пятерки?

Представительница районного отдела образования выразила линию партии:

— Отдел образования не поддержит кандидатуру этой Берг. Вы говорите, что она не комсомолка. А почему она не вступила в комсомол? Кто знает, может, она растет скрытым недоброжелателем советской власти. Она должна быть благодарна, что ее и ее семью не выслали из Москвы, как многих других врагов народа.

Директор совсем смутился:

— Ну, это вы уже слишком. Что я знаю, так это то, что у нее все годы были одни пятерки.

Представительница выпалила:

— Идеологическое лицо молодого советского человека важней, чем академические успехи. Вы говорите — «пятерки». А по истории она как?

Тут Елизавета Яковлевна с радостью воскликнула:

— По истории — пятерка с плюсом. Она знает предмет глубже, чем дает учебник.

— Да? Я сама историк и буду присутствовать на экзамене по истории. Я задам ей вопрос, и мы увидим, сможет ли она ответить правильно. В общем, я предлагаю снять ее кандидатуру на медаль — ни золотой, ни серебряной она получить не должна. Кто «за»?

У многих учителей было гадливое чувство несправедливости, но проголосовали за награждение медалью другой ученицы, активной комсомолки. Одна Елизавета Яковлевна не голосовала, сделав вид, что ей срочно надо выйти.

Директор был мягкий и безвольный человек, случайно по призыву вступивший в коммунистическую партию и после этого навсегда запуганный ее диктатом. Только из-за того, что он был членом партии, его и назначили директором, сам он этого боялся и отказывался. Директор не хотел наносить Лиле удар из-за угла и вызвал ее к себе в кабинет для разговора. Он с грустью смотрел на вошедшую — перед ним, потупясь, стояла хорошенькая девочка в форменном платье, с двумя косичками. Он считал ее гордостью их школы, а теперь… Лиля ждала.

— Послушай, Берг, такое дело… ты у нас лучшая ученица… это хорошо, конечно, это отлично, ты молодец… вот… но не можем мы дать тебе золотую медаль… и серебряную тоже… такое было решение на педсовете… ты сама знаешь почему…

Лиля вспыхнула, у нее на глазах выступили горькие слезы обиды. Это было оскорбление, которого она всегда ждала и боялась. Директор и сам чуть не плакал:

— Ты не обижайся на меня… пойми, не могу я идти против всех… если я допущу, мне же влепят партийный выговор, а то и с работы могут выгнать… вот…

Оба молчали, не глядя друг на друга.

— Ты знаешь… ты садись… вот… я тебе откровенно… тебе зададут на экзамене по истории какой-то вопрос… так ты имей в виду: если ты все-таки ответишь правильно, может, они и поставят тебе пятерку… ты уж постарайся… тогда не смогут лишить тебя медали… вот… не обижайся на меня…

Когда она рассказала об этом Марии, мать обняла дочь, прижала к себе:

— Бедные мы с тобой, униженные и оскорбленные, всю жизнь нам суждено пить из этой чаши страдания. А знаешь, ведь когда Ленин оканчивал царскую гимназию, его брата казнили за организацию покушения на царя. Понимаешь — покушение на царя! Ульянову тоже не хотели давать медаль, но директор гимназии настоял, и золотая медаль гимназисту все-таки досталась.

На всех экзаменах Лиля получила пятерки и вот наступил последний экзамен — по истории. Она его не боялась, потому что знала историю, а учительница Елизавета Яковлевна ее любила и явно ей сочувствовала. Но на этот раз за столом сидела представительница районного отдела образования. Лиля отвечала по билету, и Елизавета Яковлевна с удовольствием утвердительно кивала головой. Когда она закончила, чиновница сказала:

— Я хочу задать вам дополнительный вопрос: какова роль личности в истории?

Лиля читала, что по марксистской теории личность не играет в истории большой роли, потому что общество все равно движется по своим экономическим законам. Так она и ответила, ссылаясь на Маркса. Представительница вдруг повысила голос:

— Так, значит, личность не играет роли в истории? Что ж, по вашему, получается, что личность товарища Сталина тоже не играет в истории никакой роли? Это уж слишком!

Лиля заметила ловушку и сказала:

— Но я не имела в виду личность товарища Сталина. Это действительно другое дело.

Представительница взвизгнула:

— Что значит — вы не имели в виду личность товарища Сталина?! Вы член советского общества и всегда должны иметь в виду личность товарища Сталина. Вы что, не знаете, что все советские дети благодарят товарища Сталина, может быть, вы не знаете и лозунга «Спасибо великому Сталину за наше счастливое детство»?

Ее демагогический выкрик был противен всему миропониманию Лили. Она вспыхнула и уже открыла рот, чтобы возразить, но вспомнила, что ей говорила мама, и выскочила из класса. За закрытой дверью слышалось, как представительница кричала:

— Тройку! Вы должны поставить ей тройку!

Елизавета Яковлевна побледнела и тихо, но твердо сказала:

— Я этого не сделаю.

Вызвали директора и долго перебранивались. Лиле поставили четверку и этим лишили ее медали.

* * *

Два дня она плакала, не хотела идти на выпускной вечер:

— Не желаю иметь ничего общего с этой школой.

Мария ее утешала как могла. Она уже две недели шила ей платье для выпускного вечера: белый верх в крупный синий горошек, с глубоким вырезом впереди, рукава короткие, с небольшими пуфами; а темный низ платья, чуть ниже колен, слегка расклешен.

— Доченька, будь выше них. Иди с гордо поднятой головой, пусть не ты, а они чувствуют несправедливость. Знаешь, есть такая истина: кто меня не хочет, тот меня недостоин. Может, они и недостойны, но не все же. Это твоя школа, твои подруги, ты провела с ними столько лет.

Мама была права, да и платье Лиле очень понравилось: это было ее первое настоящее праздничное платье. Куда же еще ей идти в нем? Она расплела косы, пошла с мамой в парикмахерскую, и ей сделали первую в жизни прическу. И лакированные туфли-лодочки тоже были ее первыми туфлями на каблуках. На вечере девушки с удовольствием оглядывали друг друга, Лилино платье все одобрили:

— Лилька, тебя просто не узнать — ты такая шикарная.

Приятно, когда хвалят: настроение сразу улучшилось. После речей директора и учителей нарядные девушки пошли толпой гулять по вечерней Москве. На улице им навстречу вышли юноши из соседней школы. Они показались Лиле как-то сразу выросшими, тоже были одеты празднично — в белых рубашках с галстуками. У Лили чуть ли не впервые за все школьные годы было приподнятое беззаботное настроение, она громко смеялась. К ней протиснулся один из мальчиков, который как-то раз провожал ее домой под руку, Игорь Никитин. Она помнила, как испугалась и смущалась тогда. Теперь он казался Лиле симпатичнее остальных.