– Каюсь. Но зато я покажу тебе, на что способен влюбленный мужчина по отношению к своей избраннице, если она того позволит. Конечно, она в довесок получит лохматого пса по имени Барт, которого постоянно надо кормить и редкие визиты в дом рыжего доктора, но на этом ее беды, клянусь, закончатся. Ты ведь дашь мне этот шанс, Ани? Дашь его нам?
Влюбленный? Избраннице?
Двух бутылок будет мало. Нужна цистерна, беруши в уши и гитара. Чтобы если уж сойти с ума, то орать самому себе песни, и никого вокруг не слушать.
– Ани, с тобой все в порядке?
– Да-да, в порядке…
– Так, что ты мне ответишь?
– Я подумаю.
На большее ее, в виду шокового состояния, не хватило.
* * *
Дама сдавала позиции медленно, а Дэйн балдел.
Она не говорила ни «да», ни «нет», а он ни на секунду не расстраивался – знал, что для того, чтобы собраться силами и поверить кому-то вновь, Ани потребуется время.
Он присылал ей на работу цветы, а домой конфеты с привязанными к ним игрушками – плюшевыми мишками, глазастыми пушистиками и иногда пластиковыми солдатиками – знал, – поймет.
В одной из бархатных коробочек он вновь отправил ей в качестве сувенира памятные часы, и теперь каждый вечер, лежа в своей спальне, зачитывал в циферблат главы из книги с рассказами – Ани слушала, не перебивая. Только раз в ответ на заданный вопрос: «ну, что красавица, на сегодня закончим?», он услышал мирное сопение, а после долго смеялся, что, мол, не единственный в этом мире, кто храпит – она смущенно смеялась в ответ.
Днями, когда у обоих находилось время, они ходили в кино, гуляли с Бартом в центральном парке или же пытались затащить того в лодку, чтобы догрести до маленького острова, прозванного горожанами «романтичным» – считалось, что пара, совершившая обход по его периметру, держась за руки, всегда связывалась невидимой нитью, – но тщетно. То ли Барт боялся воды, то ли не желал быть связанным непонятными ему «узами».
Будь то музей, акванарий, ресторан или же просто вечерняя поездка, чтобы выпить по чашке кофе, Дэйн всегда возвращал Ани домой еще дотемна и никогда не делал попыток наклониться, чтобы запечатлеть на ее щеке поцелуй.
Придет время – и все придет вместе с ним.
Он не роптал, потому что жил, дышал, потому что наслаждался каждой минутой. Терпение, и дорога обязательно приведет к вершине горы, если продолжать ступать. Не нужно подворачивать ступни, не нужно нестись, сломя голову, лишь бы прийти к финишу первым – на его пути не было и не могло быть конкурентов. Ани принадлежала ему – ему одному – и он мягко и неторопливо позволял ей осознать это. А пока шел процесс, Дэйн тихо, не показывая этого, собирал на хранение в память ценные моменты: развеваемые ветром во время прогулок у пруда волосы, нежный, освещенный закатным солнцем, овал лица, прикусываемые в смущении губы – она делала так всякий раз, когда он отпускал неуместную шутку или же их лица оказывались слишком близко, – пушистые, прикрывающие зеленые глаза, ресницы, дерзкий изгиб бровей. Фотографировал глазами ее изящную фигуру: ремешок на талии, тонкие пальцы, ласкающие собачью шерсть, накинутый на плечи шелковый платок, ремешки на сандалиях…
Он терпеливый. Всегда таким был. А ждать, когда твоя женщина подойдет и положит тебе в ладони теплые пальцы, не в тягость. И сколько бы Ани ни шла ему навстречу, каждый день будет в удовольствие и каждый день будет в радость.
Тик-ток. Тик-ток. Тик-ток. Шуршал страницами календарь; Эльконто переплывал из утра в вечер, а из вечера в утро, в незримой неге счастья.
* * *
Нервничать и радоваться – дурацкое сочетание, но именно этим и занималась Ани, начиная с самого утра. Радовалась, потому что они вместе едут на полигон испытывать новое оружие, а нервничала от того, что сегодня ей предстояла вторая в жизни встреча с «учениками» мастера Дэйна, а точнее, с его коллегами по работе – теми самыми ребятами, которых Эльконто некогда, сверкая голым задом, гонял по собственной лужайке.
Однажды во время прогулки, он рассказал ей все в деталях: про то, какую роль занимают в его жизни друзья, про то, как долго они работают вместе, обещал, что Ани обязательно познакомится с их девушками.
А теперь она взволнованно спрашивала его:
– Но ведь там-то не будет девушек?
– И что?
– Только вы… и я.
– Да.
– Дэйн… – Ани нервничала не на шутку. – Они меня засмеют!
– С чего бы это?
– Девушка, и с автоматом.
– А ты этого стыдишься? – Он вдруг стал серьезным; долго смотрел ей в глаза, будто пытался что-то в них прочитать. – Тебе есть разница, что о тебе скажут другие? Ты – это ты. И если тебе интересно стрелять из автомата, значит, и делай то, что тебе интересно. А остальные пусть прижмутся со своими комментариями!
После этих слов ей стало гораздо легче. Все верно – она Ани. Хорошая, плохая, правильная, неправильная… Женственная в глазах других или нет – кого это волнует? Она такая, какая есть. И она нравится Дэйну, а это единственное, что важно.
В машину она садилась уже почти без дрожи в руках и коленях.
Восемь, не считая Дэйна, профессионально тренированных – рослых, здоровых, все, как один, широкоплечих и совершенно недобрых, несмотря на редкие улыбки, – солдат. И еще никогда Ани не стеснялась ничего сильнее, чем собственного присутствия с этими людьми на одной поляне.
У одного черные длинные волосы, у второго шрам на виске, у третьего дымящаяся сигара во рту, у четвертого такой взгляд, будто он не прекращает убивать даже во сне… Создатель, вот это коллеги! Хотя, можно ли было ожидать другого от убийц из отряда специального назначения? Дэйн предупреждал, да, но реальность оказалась куда более красочной, нежели ее скудное воображение.
Нет, если понадобится, она до вечера простоит тут, одна-одинешенька, в стороне и ни на метр не приблизится к колоритной компании. И это несмотря на расположенные вдали мишени и аккуратно разложенные в ряд у белой линии чемоданы с оружием.
Что там, в одном из них? Гранатомет? А в другом винтовки? С таким коротким стволом она никогда еще не видела… А в третьем? Эх, черт, отсюда толком не видно…
Мужчины переговаривались, передавали друг другу стволы, шутили, дымили сигарами и сигаретами – в общем, чувствовали себя свободно.
Ани тоже хотелось курить, и это несмотря на то, что она вот уже пять дней не притрагивалась к смятой, лежащей на дне сумки, пачке. Ее шея вытягивалась, как у страуса: зачем у той пушки в рукоять вделан экран? Это ведь экран? А эта, которую держит в руках длинноволосый брюнет, из-за круглых отверстий на плоском конце вообще похожа на обрезанную ножом колбасу. Интересно, крутится ли во время стрельбы ствол? Если да, сильно ли греется?
В ее сторону непрерывно кто-то поглядывал – то Дэйн, то остальные, но открыто присоединиться никто не приглашал. Ани тушевалась.