– Алеста.
– Фамилия?
Зачем им фамилия? Хотя, почему нет?
– Гаранева.
– Алеста Гаранева, в связи со сложившимися обстоятельствами и тем, что вы попали внутрь Портала, мы имеем шанс предложить вам одну вещь…
– Какую?
Почему ничего не болит? Разве одна таблетка может унять боль так, как будто той не существовало? С каждой секундой Алька верила происходящему все меньше – этим стенам, этой полутьме, диковинной избушке, живущей в ней бабке. Почему ее измученное сознание вообразило именно таких визитеров? Не родной дом, не врачей-женщин, не уютные стены собственной спальни, не хотя бы бабушку?
– Вы бы хотели временно покинуть мир Танэо и пожить в другом месте?
– Долго?
Она почему-то не спросила «где», спросила «долго?» – как будто это важно.
– Столько, сколько захотите.
Точно, лежит на камнях и истекает кровью.
– А, когда захочу, вернусь?
– Да, когда, захотите, вернетесь. Для проведения дальнейших тестов и обследования вашего физического и психологического состояния, нам нужно получить ваше предварительное согласие.
– На переселение в другой мир?
– Да.
Это загробный? Странно, что туда приглашают.
– Я умираю?
Гости молчали, смотрели вопросительно.
– Я уже умерла?
– Вы живы, насколько я понимаю. Показатели вашего здоровья в относительном порядке.
Они странно говорили и странно себя вели.
Но, если это сказка, шутка воспаленного воображения, почему бы не пойти с ними? Главное ведь не очнуться на камнях, когда тебя, возможно, уже едят, главное, ничего не чувствовать.
– Так вы согласны?
Алеста еще раз обвела взглядом темные бревенчатые стены, низкий потолок, «воображаемых» гостей, подумала о том, как это хорошо, когда в теле не больно, и кивнула.
– Согласна.
Часть 2. Мир Уровней
Глава 7
Уровень 2.
Город Ринсдейл.
Полгода спустя.
Утро началось хорошо: с маленькой кухни, зеленых кленов за окном и шума дождя по густым кронам. Капли по подоконнику, свежий ветер в форточку; ароматно пах свежезаваренный кофе.
Алеста достала из холодильника сыр и масло, положила на блюдечко два хрустящих хлебца, расстелила под блюдцем бумажную салфетку, расслабленно втянула воздух – тишина, выходной – и приготовилась завтракать.
Утро и продолжилось бы хорошо, если бы минуту спустя в кухню не прошлепала бы босыми ногами Хлоя, не уселась бы, одетая в растянутую футболку и короткие шорты, на соседний стул, не скорчила бы недовольную гримасу.
– Я опять видела его во сне, представляешь? Он ждет меня там, ждет. Скажи, а тебе еще долго?
Аля знала, что все это означает.
«Долго?» переводилось во фразу «ну, сколько же ты провозишься? Я ведь страдаю без него, я умираю, неужели тебе все равно?». «Его» означало Тима, а «снова видела его во сне» приравнивалось к целому дню страданий, ибо, если сегодня Хлоя останется дома, она примется ежеминутно допекать Алесту душевными муками, состоящими из фраз: «Я должна попасть на третий. Обязательно должна, потому что это – любовь, а любовью не раскидываются. Даже если ты не любила, ты должна понять…»
– Аля, пожалуйста, ну, сделай это уже…
Сыр и хлеб вдруг потеряли свой вкус, аппетит пропал, даже цветастая салфетка, до того радовавшая глаз, превратилась в обычный кусок аляпистой бумаги с некачественно пропечатанными красными цветами. Блюдце было отодвинуто в сторону, кофе горчил.
– Ты не понимаешь: даже если я расшифрую эту бумагу, может оказаться, что это вовсе не место расположения тайного перехода на Третий, а всего лишь набор из идиотских знаков, ерунда.
– Но это же шанс! Ты сама говорила – скорее всего, переход!
Вздох. Сколько раз Алька уже пожалела, что поделилась своей странной находкой и мыслями о ней с подругой? Десять, двадцать? Если так, то скоро будет тридцать.
– Это засекреченный коридор и принадлежит, скорее всего, Комиссии. Если ты пройдешь по нему, тебя могут наказать.
– Я знаю.
– Тебя могут…
– Мне плевать, что они могут. Тим ждет меня там!
Тим Баркинс, скорее всего, никого на Третьем не ждал. Скорее всего, он уже давно забыл старых знакомых, забыл собственное прошлое и радостно окунулся в новую жизнь. Все забывали, все, только она – Алеста – по странному стечению обстоятельств все помнила. И тогда, и теперь.
– Он мог потерять память.
– Не мог. Не мог! Слышишь? Не мог! Ты меня отговариваешь? Ты просто против меня? Да? Если так, то так и скажи!
Утро окончательно превратилось в кошмар; Аля вздохнула еще раз, тяжелее.
Хлою она помнила еще с Монтаны, с Уровня номер один, с тех времен, когда они вместе проходили тесты на пригодность к жизни в новом мире, когда боролись за ценные места в списке, когда во что бы то ни стало верили, что впереди ждет удивительная счастливая жизнь в неизведанных краях.
Жизнь и вправду оказалась чудесной. Несмотря на то, что при переходе на Второй Хлоя начисто забыла подругу, несмотря на то, что они случайно встретились уже здесь – в Ринсдейле, несмотря на то, что теперь жили в маленькой двухкомнатной квартирке на Парк Авеню.
«Зря я заново предложила ей дружбу. Просто притворилась бы, что никогда ее не видела, и она ничего не вспомнила бы…»
Так оно и было бы, вот только поздно. Аля, которая всегда ценила друзей, не смогла пройти мимо, когда увидела старую знакомую в коридоре учебного корпуса – подошла, представилась тощей черноволосой девчонке заново, предложила пообщаться. А после и съехаться.
И теперь страдала.
Не потому что похожая на тощую взъерошенную птичку с тонким носиком и огромными глазами Хлоя была плохой, а потому что на свою беду здесь, на Втором, она встретила Тима Баркинса – байкера, который, получив разрешение на переход на Третий, позвонил подруге и бросил в трубку: «Дорогая, встретимся уже там. Целую. Мне пора».
И теперь Хлоя бесконечно бредила, что ее безумно любят, что ждут «где-то там», что попросту не могли, не имели права забыть. Что страдают, испытывают те же чувства, что поминутно, как и она сама, маются разбитым сердцем.
Чушь. Но сколько бы Алеста ни пыталась объяснить, что Любовь – это нечто другое, совсем другие ощущения от человека, жизни и мира, ее сожительница свято верила, что по-настоящему любят именно так – пугаясь неизвестности, изнывая, тоскуя, опасаясь, что забудут, разрывая собственную душу (а заодно и душу соседки) в клочья.