Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Калиниченко cтр.№ 74

Настоящий убийца был тайным осведомителем местной милиции и, пользуясь этим, довольно успешно избегал разоблачения. В поле же зрения следователей первоначально попал как подозреваемый прокурор одного из районов Смоленской области. Изучение его поведения, отношения к женщинам и, наконец, сравнительные экспертные исследования позволили выявить около пятидесяти косвенных признаков, указывающих на то, что подозрения небезосновательны. С согласия Найденова прокурора арестовали.

Первым понял, что тянут пустышку, Эфенбах. С ним приключился сердечный приступ, и он срочно лег в больницу. Расследование возглавил один из самых талантливых специалистов в стране по раскрытию убийств следователь по особо важным делам при прокуроре РСФСР Исса Магомедович Костоев (будущий разоблачитель ростовского Чикатило). Довольно в короткие сроки группе под его руководством удалось найти настоящего убийцу – Стороженко. На руках маньяка была кровь одиннадцати жертв.

Гдлян зарекомендовал себя в этом деле с положительной стороны, и Каракозов предложил ему перейти на работу в Прокуратуру СССР. С ходу ему поручили расследование по делу лауреата Ленинской премии изобретателя лекарства от рака небезызвестного Хинта. Инициатором следствия, как это часто бывало в те годы, выступали партийные органы Эстонии.

О деле мы знали по разговорам в следственной части и в виновности Хинта и сотоварищей не сомневались.

Прокурорский надзор за делом непосредственно осуществлял один из самых опытных и авторитетных работников Прокуратуры Союза, очень осторожный в работе и, я бы даже сказал, боязливый Георгий Александрович Быстров (ныне покойный). В начале службы в Москве мы с ним нередко конфликтовали по моим делам, но очень скоро я понял, как высока квалификация Быстрова и как важно прислушиваться к его мнению и делать то, что он подсказывает.

Дело Хинта близилось к завершению. Его изучение поручили Быстрову. Как-то он зазвал меня к себе. У него сидел Тельман.

– Владимир Иванович, посмотри это обвинение и скажи, что здесь есть.

Он протянул мне проект постановления о привлечении Хинта в качестве обвиняемого в хищении государственного имущества в особо крупном размере.

Прочитав этот документ, я ответил, что действия Хинта подпадают, скорее всего, под злоупотребление служебным положением.

– Ну, что я говорил? – торжествуя, спросил Быстров.

И тут взорвался Гдлян. Стал говорить, что мы не разбираемся в материальном праве, не можем отличить злоупотребления от хищения и т. д.

– Это твои проблемы, – ответил я ему. – У тебя дело, тебе за него отвечать. Спросили мое мнение – я ответил.

Свою точку зрения перед Каракозовым Гдлян отстоял. Не удалось ему только предъявить Хинту обвинение в антисоветской агитации и пропаганде. Кстати, Гдлян копался в его биографии еще со времен Великой Отечественной войны и настаивал на том, что уже тогда Хинт был завербован немецкой разведкой. Эти действия следователя расценили как откровенную натяжку.

В Верховном суде Эстонии дело прошло на ура, и Хинта осудили к длительному сроку лишения свободы. Долгие годы его жалобы отклонялись, как необоснованные. Позже те, кто готовил ответы на жалобы, говорили, что дело так запутано, что разобраться в нем было крайне сложно. Поэтому они свои выводы строили на обвинительном заключении и приговоре. К сожалению, подобная практика себя не изжила.

Отбывая наказание в колонии, Хинт умер, но жалобы по делу продолжали поступать от других осужденных и родственников Хинта. Наконец управлением по надзору за рассмотрением в судах уголовных дел Прокуратуры СССР был подготовлен протест по этому делу. Причем произошло это, когда Гдлян был на вершине славы, и никто не собирался обвинять его в нарушениях законности. По протесту полной реабилитации Хинт не подлежал. По основной части вмененных ему в вину эпизодов предлагалось переквалифицировать его действия с хищения на злоупотребление служебным положением и снизить меру наказания.

Пленум Верховного суда СССР полностью оправдал Хинта. Я юрист и прекрасно понимаю, что значит решение высшей судебной инстанции страны: оно не оспаривается. Протест же готовил помощник генерального прокурора СССР Василий Кобзарь, которого я глубоко уважаю за высокий профессионализм, честность и порядочность. По его мнению, большая часть обвинения Хинту была натянута, но полному оправданию он таки не подлежал.

Ларчик открывался просто. К этому времени, пусть и без достаточных оснований, Гдлян публично обвинил в получении взяток председателя Верховного суда СССР Владимира Ивановича Теребилова. Начиналась подковерная война.

Все это было потом, а в конце 70-х в КГБ СССР поступала обширнейшая информация о колоссальном размахе хищений и взяточничества в Узбекистане. Всесильный Рашидов пользовался особым покровительством Брежнева, считал себя полновластным хозяином республики, но, как и многие высокопоставленные партийные функционеры, недооценил Андропова. Между тем по указанию последнего началась реализация оперативных материалов по фактам коррупции. В Ташкенте возбудили уголовное дело о хищении нефтепродуктов. Его расследование велось при поддержке председателя республиканского КГБ Мелкумова и второго секретаря ЦК, посланника Москвы, Грекова. За свою активность они тут же поплатились занимаемыми должностями и были высланы из Узбекистана.

Подобные ответные ходы не решали проблему, стоявшую перед Рашидовым, и не могли помешать планам Андропова. КГБ реализовал материалы о хищении в объединении «Гузал», где функционировали так называемые подпольные цеха. Избегая прошлых ошибок, Андропов договорился с Найденовым, и это дело принял к производству старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР Юлий Дмитриевич Любимов. Забегая вперед, скажу, что расследовалось оно более семи лет, неоправданно затянулось, было возвращено судом к доследованию и в конечном счете производством прекращено.

В начале 80-х в Узбекистан направили для обширной комплексной проверки бригаду ЦК. Работников прокуратуры в этой бригаде возглавил Бутурлин, занимавший тогда должность заместителя начальника Главного следственного управления. Не знаю доподлинно, что накопали при проверке, но Бутурлин привез материалы, требовавшие немедленного вмешательства союзных структур, особенно в отношении Яхъяева.

Реакция ЦК вызывала умиление. Как пишет в своих воспоминаниях Егор Кузьмич Лигачев, было принято «мудрое и необычайное» решение – передать эти материалы на рассмотрение республиканской партийной организации. Не знаю, что могло быть циничнее: на кого жалуются, тому и разбираться.

Все эти аппаратные игры понимал Андропов и, не ставя в известность своих товарищей по политбюро, гнул свою линию. Работниками КГБ были реализованы материалы на начальника БХСС Бухарского УВД Музафарова и других. У взяточников изъяли ценностей на миллионы рублей. После этого расследование дела поручили Гдляну.

Видимо, уже тогда Рашидов начал понимать, насколько серьезна складывающаяся ситуация и особенно чем она грозит в случае установления массовых, в огромных размерах, приписок хлопка. В конце 1983 года он решил объехать основные хлопкосеющие области. В пути его сопровождала бригада врачей, но и они не смогли спасти первого секретаря ЦК после очередного сердечного приступа. Он только и успел сказать: «Я умираю!» Похороны, как принято, были пышными. Место захоронения в центре Ташкента, откуда несколько позже Шарафа Рашидовича перезахоронили. На смену партийному руководителю, писателю и поэту пришел его верный ученик и последователь Усманходжаев. В конечном счете его партийная карьера закончилась арестом и приговором суда.