Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Калиниченко cтр.№ 50

– Может, вывезем за город и создадим видимость, что его ограбили и убили? – предложил Попов.

– Куда? – угрюмо спросил Барышев.

– Есть хорошее место, – оживился Рассохин. – По дороге на Быково находится комитетская дача – он вполне мог там быть по своим делам.

Все остальное сделали быстро и по-деловому. Автомашина была под руками. Случайных свидетелей не боялись: кто заподозрит в плохом людей в милицейской форме? Первым в салон влез Рассохин, затем затащили Афанасьева, усадив его как пассажира. За ним втиснулись Лобанов и Попов. Барышев разместился рядом с водителем.

Неожиданные осложнения возникли на посту ГАИ, но удалось скрыться. За поселком Пехорка свернули направо и возле ворот одной из дач развернулись. Место удобное. Ни огонька, только чуть светит луна.

Вытащили Афанасьева. Верхняя одежда с него частично сползла, и ее разбросали в стороны. Барышев дал команду потоптаться, чтобы имитация нападения была поубедительней, и предложил Рассохину проверить, жив потерпевший или мертв, – благо Николай в прошлом был фельдшером.

– У него есть пульс, и он живой, – выдавил из себя Рассохин.

– Тогда добейте его, – скомандовал Барышев. – Каждый по очереди.

Из багажника автомашины достали монтировку. Первым взял ее Рассохин.

Из показаний обвиняемого Рассохина: «Меня всего трясло от страха, потому что я до этого никогда не убивал. Я наклонился и с небольшим полузамахом нанес ему удар по лицу. Целился в лоб, а удар пришелся ему в переносицу. Я ужаснулся, поняв свое положение, а также то, что я совершил непоправимое. Я понял, что убиваю человека, которого видел впервые и который мне ничего плохого не сделал. Ударив Афанасьева, я передал монтировку Попову. Тут же увидел, что Попов подошел к Афанасьеву и ударил его монтировкой один раз, затем еще раз. Меня всего бил озноб, и я отвернулся. Отворачиваясь, увидел, как Лобанов ударил Афанасьева ногой по голове…»

Возвращаясь обратно и обсуждая содеянное, сошлись на том, что если и не добили, то к утру потерпевший все равно замерзнет. Поклялись молчать о случившемся. Барышев потребовал, чтобы от похищенных у Афанасьева вещей и ценностей избавились. Как профессионал, он знал: самое опасное – это вещественные доказательства.

О начальнике 5-го отделения милиции мы знали еще с первого дня задержания его подчиненных. Правда, мы не представляли, какую роль он сыграл в этой трагической истории. Барышев настойчиво по телефону добивался встречи со мной. Такую возможность ему предоставили 5 февраля 1981 года. В тот день он впервые перешагнул порог СИЗО Лефортово. Вел себя нервно, но держался в общем-то неплохо. Подробно рассказывал о своей службе. Постепенно мы подошли к 26 декабря.

Весь допрос шел как в детской игре «холодно – горячо».

– Нет-нет, я не верю, что мои ребята могли сделать такое. Здесь какая-то ошибка. Я не ставлю под сомнение вашу профессиональную порядочность, но ведь, знаете, и следователи часто ошибаются. Так они дают показания?.. Ничего не понимаю! Может, из страха? – Следует намек, что расследованием занимаются такие могущественные организации, как КГБ и Прокуратура СССР. – Вас интересует, что я делал в тот день?! Пожалуйста.

Барышев подробно, час за часом, описывает, где был, с кем встречался. Из его пояснений вырисовывается стопроцентное алиби, ибо получается так, что с 21:00 до 24:00 Борис Владимирович был у любовницы – заместителя директора одного из магазинов Москвы.

Неприятный холодок пополз по спине, потому что стало понятно: Барышев был готов к этому разговору. Слишком подробно и в деталях он описывает события почти полуторамесячной давности. Ясно и другое: без договоренности с подругой Барышев таких показаний бы не дал.

В магазин срочно выехала группа следователей. Перед ними поставлена задача: одновременно и порознь допросить всех работников магазина об интересующем нас дне и возможном появлении там Барышева. Не прошло и часа, как позвонил следователь Юра Жданов.

26 декабря любовницы Барышева не было на работе. Ей дали выходной, и это подтверждается рядом документов.

– Ну а что она сама?

– Сначала говорила, что в тот вечер была с ним и именно в магазине, но сейчас сидит, плачет. Признается, что дала такие показания по просьбе Бориса. Директор и второй заместитель утверждают, что Барышева двадцать шестого в магазине не видели.

Я принял решение задержать Барышева, но именно тогда он, как говорят, обвел меня вокруг пальца, а именно: помчался в туалет, закрылся изнутри и стал рвать и спускать в унитаз какие-то бумаги. Мне оставалось лишь настойчиво стучать в дверь, понимая, какую непростительную оплошность я допустил.

К концу дня меня, Каракозова и Шадрина вызвал Найденов. Он заметно нервничал и не скрывал своего состояния. Выслушав подробный доклад о доказательствах, которыми располагало следствие, задумался, а затем засыпал нас вопросами по делу. Стало понятным – он колебался: хватит ли данных, чтобы дать санкцию на арест Барышева? Несколько раз раздраженно предлагал нам выйти из кабинета и «хорошо подумать».

– Виктор Васильевич, это единственное и правильное в такой ситуации решение, – многократно повторял Каракозов. – Все остальное приведет к провалу дела.

В очередной раз Найденов обратился к Шадрину:

– Юрий Николаевич, оба они горячие по характеру люди, но твоя сдержанность и осторожность известны всем. Ты уверен, что мы не ошибаемся?

Шадрин был тверд. И тогда Найденов в очередной раз предложил нам выйти. Направляясь к двери, я оглянулся. Рука Виктора Васильевича легла на «кремлевский» телефон.

Мы так никогда и не узнали, кому он звонил и кому докладывал. Но когда вновь пригласил нас к себе, я увидел, что лицо его покрылось багровым румянцем. Протянув постановление, которым санкционировался арест Барышева, Найденов сказал:

– Учтите, здесь моя голова.

– Наверное, сначала моя? – сказал я.

Найденов криво усмехнулся, пронзительным взглядом посмотрел мне в глаза и резко ответил:

– О вашей голове я вообще не говорю. Вы свободны.

От должности заместителя генерального прокурора СССР Виктора Васильевича Найденова освободили без всякого объяснения причин такого решения через несколько лет. Тогда он руководил расследованием так называемого сочинско-краснодарского дела и перенес первый инфаркт.

Арест Барышева обострил обстановку до предела. Водителя обслуживающей нас служебной автомашины КГБ под благовидным предлогом задержали после работы, когда он на своих «жигулях» добирался домой. Его пытались спровоцировать, избили, но он держался мужественно. Происходили и другие провокации, мелкие и более серьезные. Вспоминать обо всем этом просто неприятно.

Нужно было реагировать на происходящее, и немедленно.

Попытки контролировать ход следствия довели до того, что наружное наблюдение за членами следственно-оперативной группы и мной лично стала вести вся московская ГАИ. Установить и доказать это удалось только с помощью специально проведенной радиоразведкой КГБ операции.