– За что?
– Разозлились, у них полгруппы погибло. От вашей арты.
– А наша арта их где накрыла? Тут или на российской территории?
– Тут.
– Ну так, а что они тут делали? На что тогда обижаться?
– …
Разговор как-то зашёл в тупик.
В это время прокричали всем одеть повязки. Я понял, что разговор с десантником из Владимира закончен. Просто напоследок сказал ему:
– Когда-то вы всё поймёте, что вас обманывали и всё не так. А до этого времени, просто постарайся выжить.
Я понимал, что, окажись мы с ним в бою, я бы не раздумывая нажал на курок. Он тоже. Но сейчас мы не были в состоянии боя, и не было у меня к нему зла. И я искренне желал ему вернуться домой живым (побыстрее, и никого не убив из наших). Тогда у меня ещё была надежда, что люди в РФ спохватятся и скажут: «Что ж мы делаем-то, зачем с украинцами воюем… ааа, это всё плешивое х…йло виновато… на кол его!». И что эти молодые солдаты, ещё не испорченные, видевшие «фашистов» своими глазами, будут в первых рядах, за свободу русского народа… Хм… да, я был наивен, каюсь.
Я лежал с повязкой на глазах. Иногда засыпал. Потом просыпался и слушал. Было непонятно, сколько прошло времени. Прикольная потеря ориентации.
Слышал как один из охранников говорил что-то наподобие:
– Офигели ваще. Ботинки по 17 тысяч у них….
Я так понимаю, это о было о моих ботинках, трофее, что достался им после того, как спецназ «срезал» всё, что ему приглянулось на первом круге.
Пара конвоиров общалась с пленными. Охранник рассказывал им страшные истории про укров, обидевших местную бабушку, и про то, как он ей помогал деньгами и консервами. Нацгвардеец рассказывал ему про бесчинства сепаров, которые по сути были бандитами. Он насмотрелся на блок, постах, и таких историй у него хватало. «Сокол», красочно на примере семьи, их квартиры и хахаля со стороны, обрисовывал международную ситуацию. Объяснял наглядно, почему РФ не права, сунувшись в Украину. В результате вопросов и ответов солдаты из охраны несколько раз заходили в тупик и вынуждены были согласиться с аргументами. В общем шла обычная работа по подрыву морально-идеологических устоев врага.
Я лежал с краю и слушал краем уха, периодически проваливаясь в дрёму. В какой-то момент, один из солдат, сидящий в посадке, слушавший, но не принимавший участия в разговорах, не выдержал:
– Прекратить разговоры! – и уже к своим – Нечего с ними беседовать. Они пленные. Я вообще не понимаю, как можно в плен сдаться. Дерись или умри.
Я очень захотел, чтобы у него случилась возможность показать себя, попав в такую засаду, как и мы. Сражаться и умереть, не успев ни кого убить.
Кстати, этого же могу пожелать и нашим ура-патриотам, кричащим про то, что если попал в плен, значит, предатель или трус. Просто попасть в плен. Или в засаду, как мы. А потом пусть рассказывают. Это больная для меня тема, ибо начитался и наслушался разных мнений.
Ещё мне «понравилось», как конвоир обосновывал правомерность вторжения РФ в Украину:
– Для меня русские и украинцы один народ, я их не делю.
Ну как бы понятно… свой до свого по своё. Или мы с тобой браться, поэтому всё твоё моё, и делай, как я говорю.
Пришли какие то местные ребятишки, хотели что-то выпросить из российских сухпайков. С ними договорились, что они притащат в следующий раз воды. С водой они обманули, но из самого этого факта я могу сделать вывод, что ситуация с водой была действительно вынужденная (вряд ли десантники занимались бы показухой, делая вид, что пытаются договориться о воде для пленных).
Потом проехал мимо грузовик. Наши конвоиры хотели загрузить туда пленных. Оттуда прокричали, что и так под завязку.
– Эти хохлы сдаются быстрее, чем мы успеваем, – презрительно сказал один из охранников.
Было стыдно и обидно, но факт имел место быть. Почему так произошло? Я думал над этим. Аналогия, которая приходит мне на ум – это события 1941 г. Лето котлов и разрушенного фронта. Когда сотнями тысяч солдаты Красной армии попадали в плен к немцам. Растерянность, бардак, плохая связь, непонимание в обществе, несвоевременные решения командования.
Грузовик проехал, мы остались. У меня появилась нехорошая догадка:
– Погоди, а куда нас хотят?
– «Дээнэровцам» передадут, – сказал «Бродяга».
– Если на вас ничего нет, то вас отпустят, – сказал охранник, парень из Владимира.
– Блиииин…. «Днр»… нам хана, – я оценил прелесть перспектив.
Перед глазами появился коридор, стены покрашены до уровня плеч, выше побелка, краска местами облупилась. Запах сырости и старой мебели. Мёртвый свет с потолка. Его мало, но он режет глаза, привыкшие к темноте. Кабинет со столом и стулом. Стул много раз падал, скоро развалится. На стене – отпечаток от ноги.
Неее, в подвал я не хочу. Я лежал и прислушивался к разговорам охранников. Запоминал, куда садится солнце, сам не понимая, зачем. Иногда по рации передавали команду «Воздух!». Я пытался представить, что делать, если начнётся налёт.
Лежал и думал, как всё хреново вышло. Вспоминал фразу «Бродяги» которую он бросил, после того как мы попали в засаду и были взяты в плен: «Надо было по той посадке пойти… а я говорил…». Не знал, попали или нет в «Лиса». Может, он лежит сейчас в посадке без дыхания, истёкший кровью?
Думал о том, что не скоро увижу жену и дочь. Почему-то от этой мысли становилось грустнее всего.
Горло начало обкладывать. Я подумал, что, видимо, много бактерий глотнул с водой.
Потом в какой-то момент решил, что от меня уже ничего не зависит, и мысленно передал все на волю провидения. Расслабился и успокоился. Как будет, так и будет. В этот момент исчезли рябь и внутренний дискомфорт.
Солнце садилось, стало заметно холоднее. Нам выдали лёгкие ватники на синтапоне. Новые, со складов. Похоже, морить нас холодом никто не планировал. Вообще нам очень повезло. Я видел кадры, как обращались с пленными в других местах. Знаю, как обращались с «Охотником». Нас же, хоть и не жаловали, но хотя бы обращались как с военнопленными. Мне вообще повезло с людьми, которых я встречал.
На земле постелили полотнища их брезента. Получалось две площадки, на каждой ложилось около 20 человек. Десять в ряд с одной стороны, десять в ряд с другой. Каждый ряд ногами наружу, головой к другому ряду. Штабелями в один уровень. Пока всех укладывали, я попросился «до ветру». До ветру – это несколько метров в сторону, к краю условного прямоугольника, под надзором. Когда вернулся к лёжке, мест рядом со своими уже не было.
– А можно мне к своим?
– Да, давайте его к нам, это наш харьковский.
– Нет, уже все легли, ложись тут на свободное место.
Я лёг с краю. В другом ряду. Сверху нас всех накрыли какими-то полотнищами. Под головой даже была какая-то маленькая подушка. С точки зрения «здорового человека» – условия плохие, даже для походных. Но для нас, после окопов под обстрелами, после сна на голой земле под деревьями… Это была пятизвёздочная гостиница. А ещё днём мы поели так, как давно уже не ели… «Рюсске золдат, стаффайся! Ми татим тебе хлеб и тёплый посстель.» Как-то так.