– Надо будет передать в штаб про движение техники.
– Сейчас бы те «мухи», что у нас были на Саурке…
Да были бы «мухи» и патронов побольше к пулемёту, засады тогда можно было делать идеальные. Никто не ждал, катались, как на параде. Но «мух» не было. Даже если бы и были, оставался вопрос – как потом уходить? Мы и в тихую никак не могли выбраться к своим…
Кутейниково было на самом краю нашей карты. Старобешево на ней уже не поместилось. Никто не ожидал, что мы окажемся настолько глубоко в ж… вражеском тылу, что не хватит карты, чтобы выйти по ней.
Помню, я тогда пошутил. На чье-то замечание:
– Непонятно, что там дальше за Кутейниковом…
– Дальше «Next Level» – вставил я.
В тот момент, мне казалось, что это удачная шутка. Я не знал, что до следующего уровня остался один день.
Все происходившее хорошо ложилось в канву компьютерной игры. Теряя очки жизни, мы проходили уровень и, когда должна была появиться надпись «Congratulations. You won.», мы переходили на следующий. Сначала был tutorial – выход под Горловку. Было тяжело, но по сравнению с Сауркой, тот поход был прогулкой. Потом – высота, обстрелы, бой. Прошли и это. Следующий уровень – сидение в окружении, в изоляции, обстрелы, прощупывание боем. Это было тяжелее морально и физически. Но как-то продержались. За это мы перешли на следующий уровень – выход из окружения. Что же, выход – так выход, но на высоте было легче, хоть и отдавало безысходностью.
Забегая наперёд, скажу, что дальше была ещё пара этапов, плен – побег – выход. И каждый воспринимался как более сложный и интересный в плане опыта, затмевая предыдущий.
Есть карта или нет, но надо было двигаться дальше. Наш путь лежал на юго-запад, проход южнее Кутейникова. И потом на запад.
Весь день мы понемногу продвигались. Прячась, двигаясь по посадкам, продираясь сквозь подсолнухи (о, как они мне надоели), обходя пустые обгоревшие поля. Один раз, подойдя к дороге, заметили группу велосипедистов и пропустили их, оставшись незамеченными. Это были местные жители. Я сразу вспомнил сюжет в новостях, который я видел на гражданке. О том, как люди собираются группой – так безопаснее, и едут в ближайший райцентр, в магазин за хлебом. А в их селе уже ничего нет. Ни хлеба, ни света – война.
До вечера мы двигались хоть и медленно, но без происшествий. Появилась мобильная связь. Кто-то, кажись «Бродяга», залез в инет. После чего мы узнали про разгром колонны под Иловайском, когда россияне пообещали нашим коридор и расстреляли выезжавших.
Уже на закате солнца мы шли по полю, а вдалеке на севере, почти на горизонте, стояло какое-то пятиэтажное административное здание. Солнце садилось и отражалось в его окнах. Значит, в них были стёкла, да ещё несколько этажей. Тогда у меня появилось чувство, что мы возвращаемся в цивилизацию. И одновременно – опасение: если кто-нибудь смотрит оттуда в хорошую оптику, то может нас увидеть. Привычка прятаться и ждать опасность, оценивать все укрытия на предмет нахождения там противника уже въелась в подкорку. (И надо же было потом ей ослабнуть ненадолго от радости, в самый неподходящий момент…)
Перейдя пустое обгоревшее поле мы зашли в поле с подсолнухами. Уселись возле посадки, и «Сокол» стал звонить «Вихрю». После сеанса связи рассказал нам следующее. Фронт ещё двинулся. В районе Кутейникова, рядом с нами, много солдат-«муравьев». Нам надо двигаться дальше за Старобешево, к озёрам. Оттуда нас попытаются вытащить.
Только мы встали и двинулись, как впереди, за полем, подъехала гусеничная машина. Стали слышны громкие голоса. Мы двинулись в сторону, чтобы обойти. Но тоже самое произошло в другом месте, там, куда мы шли. Потом – ещё дальше. Было такое чувство, что по всей линии посадки подъезжает техника и сгружают людей.
Мы вернулись назад, сделали крюк побольше и снова двинулись на запад. Уже было темно. Впереди лежало село, судя по лаю собак. С края посадки через поле, по диагонали от нас, начал работать пулемёт. Не по нам – мы были закрыты деревьями, растущими вдоль поля.
Тогда я подумал, что их пулемётчику что-то показалось или просто решил устроить дискотеку. Уже на следующий день я узнал, что много наших солдат из рухнувшего сектора Д, группами и поодиночке, пытались выбраться из котла. Сквозь сито постов и секретов. Но в тот вечер я думал, что мы одни в этой местности, считал, что если наш фронт далеко на запад, то и войска наши должны быть там. Не ожидал, что всё так плачевно и бездарно. В 14-м, как и в 41-м г.
В небо взлетела осветительная ракета. Мы упали. Падая, я замешкался, пытаясь добраться и упасть ближе к кукурузе (или подсолнухам?). За что получил выговор от командира – падать надо сразу.
Мы снова отошли, чтобы обойти. Сбоку в небо взлетели зеленые ракеты. Так обозначают своих при приближении к блок-посту ночью. У нас тоже такие были в рюкзаках, на случай, если дойдём до своих. Но тут явно были не наши. Снова сменили курс, чтобы пройти в другом месте.
Несколько часов, до поздней ночи, мы тыкались то там, то там. Но постоянно натыкались то на взлетавшие сигнальные ракеты, то на работу пулемёта. «Да что за движение у них, они вообще спать ложиться собираются или всю ночь дискотеку будут устраивать?» – думал я, не зная, что это не от избытка патронов и хорошего настроения. Шла охота и отсеивание, как ситом, наших неорганизовано прорывавшихся солдат.
Признаки нахождения противника были повсюду. И как их пройти, было непонятно. Остановились, стали решать что делать дальше. Большинство было за то, чтобы подождать до рассвета. На обочине возле посадки лежали огромные рулоны соломы. «Соколу» они приглянулись для ночёвки. Мы вырыли в них норы с тыльной стороны. Залезли и присыпались сверху соломой. Ночь была очень холодной. Солома спасала, не давая теплу уходить. Только кололась сильно…
31 августа
Плен
Очень тяжело было заставить себя описать этот день. Старался не сильно себя обелять. Просто попытался вытащить из памяти, что мог. Особенно диалоги. И попытался объяснить, что двигало мной внутри, в том или ином случае, при произнесении той или иной фразы… не судите строго.
Три-четыре часа сна. От промозглого ночного холода спасала солома. Просыпался для того, чтобы подпихнуть её ещё, заткнуть дыру, в которую проникал холод. Пятьдесят оттенков холода. Как у Фореста Гампа, который после Вьетнама знал про разные виды дождя. Как у северных народов, которые имеют десятки слов для обозначения разного состояния снега…
Было предрассветное время, когда мы продолжили движение. Вылезать не хотелось, тело было деревянным. Но был шанс, что в это время так же себя чувствуют и наши противники, а значит, мы сможем пройти незаметно мимо их позиций.
Как обычно, первые десять минут ходьбы привыкаю к боли – мои крутые ботинки не слишком подходили моим мизинцам. В предыдущий день, когда разувался, я обратил внимание, что пальцы приобрели насыщенный малиновый цвет.