Утро после установки палатки.
В офицерской палатке Толик под диктовку Кости «Вихря» набирал на компьютере списки нашей группы. По словам Кости, уже больше сорока человек записалось, но соберутся все только через неделю-две. Этот момент я понимал очень хорошо, ведь перед уходом на войну людям нужно было уволиться с работы, уладить свои семейные и бытовые проблемы. Отец не знал, что я уехал. Маме сказал, что я буду в штабе. А дети – слишком маленькие, чтобы глубоко вникать в эти вопросы.
Мои данные тоже переписали и внесли в список на компьютере. Что дальше будет с этими данными, меня особо не интересовало. Разбираться в армейской бюрократии мне хотелось меньше всего. Впрочем, офицеры и сами не знали о дальнейшей судьбе нашего подразделения. Вначале говорили, что мы будем отдельной добровольческой разведротой при самом Главном управлении разведки. Затем сказали, что при ГУР такой структуры быть не может, поэтому нас скорее всего припишут к одному из полков спецназа, но оперативно мы всё равно будем при ГУР.
Для нас тогда это не имело особого значения, поэтому мы и не вникали. Вопрос оформления нас интересовал лишь потому, что оружие нам должны были дать только после него. А бытовые условия были как у всех: питались мы в общей столовой на аэродроме, мылись в душе у соседей, ходили в общую отхожую яму.
После обеда нам подвезли большую армейскую палатку и штук двадцать ржавых кроватей. Устанавливать огромную палатку вчетвером в жару, не особо умея этого делать, – удовольствие редкое. Но коллектив подобрался хороший, и мы наржались вволю. Мы с Ваней крутились на опорных шестах как профессиональные танцовщицы, пытаясь удержать их вертикально, пока Олег и Серёга ставили боковые стойки и натягивали углы. Было жарко, но весело.
Приняв душ и переодевшись, мы успели на ужин в столовую. Вечерняя прохлада немного развеяла жару, и несмотря на бессонную ночь спать не хотелось. Ночлег был организован в новой палатке. Каждый из нас четверых мог занять любое место. Поскольку кровати нам привезли без матрасов, то спали мы всё равно на карематах и в спальниках на земле.
Перед выездом на встречу генерала.
Закат на Краматорском аэродроме.
2 августа 2014 г., г. Краматорск, аэродром, штаб сил АТО
После утреннего кофе Костя поехал в Харьков, чтобы забрать остальных бойцов нашей группы. Там якобы у некоторых были нюансы с военкоматами, нужна была помощь. Да и нужно было у волонтёров забрать машину и что-то из экипировки для группы. Меня Костя оставил за старшего среди нас четверых. Других офицеров как бы и не было.
Через какое-то время приехал Владимирыч. «Ребятки, нужны двое человек – встретить генерала в Изюме. Там один из замов начальника Генштаба приезжает. Нужно сопроводить его сюда. Только если будет у вас что-то спрашивать, скажите, что вам запрещено разговаривать, приказ, мол. Вы ж ни хрена не оформлены ещё».
Ехать решили мы с Серёгой. А Олега с Ваней оставили в лагере. Ко времени выезда мы уже были похожи на боевиков из фильмов: бронежилеты, тактические перчатки, очки. Владимирыч вручил нам два автомата, и мы сели в «уазик», в котором уже были двое: водитель и майор. На фоне одетых в старенький «дубок» военных мы выглядели весьма и весьма колоритно.
Дорога из Краматорска в Изюм была привычной, только теперь я ехал с оружием и в совершенно иной роли. Приехав на окраину Изюма, мы остановились на месте, где располагался первый блокпост. Было очень жарко. Поставили машину в тени, а сами спрятались у кустарников.
Так уж получилось, что единственная тень была как раз возле открытого шлагбаума, у которого совсем недавно располагался блокпост. Водители при виде вооружённых бойцов останавливались по привычке, и приходилось им постоянно махать рукой, чтобы проезжали дальше. Это немного раздражало, но движение было не особо интенсивным, поэтому можно было терпеть такое мелкое неудобство, отвлекавшее от праздного ожидания генерала в тени.
И тут я не поверил своим глазам. Сине-зелёный «рено кангу» с днепропетровскими номерами остановился передо мной. В этой самой машине я раз пять катался на фронт как волонтёр. Это был автомобиль «Народного тыла», который дала нам Марианна, я ласково называл его «кенгурёнышом». Помню, как после одной из первых поездок на «кенгурёныше» я в шутку сказал Марианне, что если мы оба – машина и я – доживём до конца войны, то я его у неё выкуплю. На что она лишь грустно улыбнулась и сказала: «Главное доживите, а там посмотрим».
За рулём «моего» бывшего и будущего автомобиля сидел парень, которого я знал лишь по фейсбуку, – Родион, или, как его все звали, «Рой». Именно он меня и сосватал в нашу добровольческую разведроту. После моего решения идти добровольцем «Рой» отговорил меня идти в «Айдар» и дал телефон Саши «Сокола»:.
Наша палатка с флагом от полтавских друзей.
«Не иди в „Айдар“. Там мутно всё. Сформировалось отдельное подразделение спецназначения прикомандированное к какой-то ВЧ спецназа при ГУР. Пока точного названия не знаю. Будет подготовка на базе и по готовности на „работу“. Командир надёжный – Костя „Вихрь“. Он партизанил плотно под Славянском. Он меня и пригласил. Тоже иду. Хвосты подтягиваю, с работами да кредитами разбираюсь. С „Вихрем“ пересекусь, доки отдам, оформлюсь. Потом груз завезу – последняя моя волонтёрская поездка. Думаю, ещё максимум неделька тут. Да и снаряги чуть подкупить надо».
Теперь «Рой» сидел передо мной в машине в одних шортах и со словами «Бери! Подарок!» протягивал мне через открытое окно сигареты и брелок «Путин – Ху…ло!» На секунду я почувствовал себя аборигеном, которому дают стеклянные бусы, но сдержав смех, я серьёзным тоном сказал: «Это моя машина». «Рой» на мгновение опешил. Его можно было понять. Перед ним в броне и с автоматом стоял сурового вида бородач и утверждал, что это его машина.
Дабы разрядить обстановку, я снял тёмные очки и сказал: «Ты Родион. А я Макс Музыка. Мне Марианна обещала после войны эту машину». Весело посмеялись. «Рой» как раз ехал в свою последнюю волонтёрскую поездку и примерно через неделю должен был присоединиться к нам.
Вскоре на тёмно-зелёной «шкоде» с чёрными номерами приехал генерал. Просто и искренне пожал руки и, отпустив свою машину, сел между нами с Серёгой в наш пыльный раскалённый «уазик». Это сразу вызвало уважение. Час езды в «уазике» по такой погоде – особая радость. Когда встаёшь с сиденья, пот ощутимыми струйками течёт с задницы в берцы.