Дзержинский. Любовь и революция - читать онлайн книгу. Автор: Сильвия Фролов cтр.№ 100

⁴⁷⁷ С проблемой критически настроенной интеллигенции связан и вопрос цензуры. В июне 1922 года было создано Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит). В его задачу входила предварительная цензура всех публикаций и произведений изобразительного искусства, а также публикация списков запрещенной литературы. В феврале 1923 года Главлит расширился за счет новой секции Главреперткома, который должен был следить за театром, кино, музыкальными спектаклями и фонографией. Рекомендации

Главлита претворяло в жизнь ГПУ А так как Ленин заявил, что «из всех искусств для нас важнейшим является кино», то не следует удивляться, что председателем Общества друзей советской кинематографии стал – неоценимый во всех областях жизни – Феликс Эдмундович. Он сам говорил, что кино и радио в деревне и в рабочих кварталах поможет преодолеть отсталость.

⁴⁷⁸ По этому поводу у ведомства Дзержинского начинаются разногласия с народным комиссариатом иностранных дел, которым руководил тогда Георгий Чичерин. Разведка Лубянки все чаще переходит дорогу дипломатам, работающим по соседству, у Кузнецкого моста. Чичерин не раз открыто выражал свою неприязнь, даже свое презрение к чекистским методам, а когда из-за действий подчиненных Дзержинскому служб возникал какой-нибудь дипломатический скандал и происходил разрыв международных отношений с тем или иным государством – слал ему письма протеста. Он обвинял ОГПУ в том, что оно смотрит на его министерство как на классового врага, проводит аресты всех известных иностранных дипломатов и что слежка за своими дипломатическими службами достигла таких масштабов, что доходит до абсурда, когда посол начинает бояться собственного резидента, а все вместе «организовано наиглупейшим и наиболее варварским способом» (Leonid Mleczin, Ojcowie terroru. Dzierżyński. Mienzynski. Jagoda, Wydawnictwo Adamski i Bielmski, Warszawa 2003).

⁴⁷⁹ Jerzy Latka, Krwawy apostol, Spoleczny Instytut Historii, Kraków 1997.

⁴⁸⁰ Witalij Szentalinski, Tajemnice Lubianki. Z „archiwow literackich” KGB, czescll, Czytelnik, Warszawa 1997.

⁴⁸¹ Между Дзержинским и Савинковым существовала специфическая связь: происхождение и жизненный опыт. Борис, сын русского мирового судьи и украинской художницы, провел детство и юность в Варшаве. Он хорошо знал поляков и польский язык, полностью поддерживал их стремление к независимости. Сторонник Пилсудского (во время польско-большевистской войны он создал на территории Польши 3. Русскую армию, которая должна была поддержать польские войска при отражении наступления большевиков). В августе 1920 года он чуть не столкнулся с Феликсом в Вышкове. Именно 15 августа он поехал туда с приятелем-поляком Каролем Вендзягольским, чтобы наблюдать за движением фронта. А в это время Феликс, член Польревкома, убегал из дома приходского священника Мечковского.

⁴⁸² Witalij Szentalinski, цит. соч.

⁴⁸³ Спустя годы Александр Солженицын заявит в Архипелаге ГУЛаг, что письма Савинкова друзьям – в том числе и то последнее письмо начальнику Лубянки – изготовлял не отходивший от него ни на шаг Яков Блюмкин. «Вот что выяснилось, – пишет Солженицын. – В конце двадцатых годов под большим секретом Блюмкин рассказал Якубовичу, что это он написал так называемое последнее письмо Савинкова, притом по указанию НПУ Когда Савинков сидел в тюрьме, Блюмкин – как сейчас стало известно – имел право в любое время входить в его камеру,»развлекал «его по вечерам разговорами». Это неправда. Ангелом-хранителем Бориса Викторовича был другой эсер, Василий Сперанский, а Блюмкин ходил в это время по Азии с научной экспедицией. Информаторы Солженицына ввели его в заблуждение. То же относительно обстоятельств смерти. Нобелевский лауреат пишет далее: «В 1937 году, умирая в колымском лагере, бывший чекист Артур Прюбель рассказал кому-то из окружающих, что он был в числе тех четырех, кто выбросили Савинкова из окна пятого этажа в лубянский двор». Предполагая, что Блюмкин и Прюбель действительно рассказывали о своих специфических отношениях с Савинковым, следует помнить, что оба попали в сталинский список предателей, первый как сообщник Троцкого, второй как один из организаторов операции «Трест» – а уже преданные анафеме могут говорить, что им на ум взбредет. Савинков боялся высоты, о чем знакомые отлично знали. Однако, в случае самоубийства бывает, что фобия становится лучшим инструментом – медицине известны такие случаи. А мысль выбросить его из окна тоже ничего бы не дала. Нелишне будет напомнить, что его старший брат Саша, узник Колымска, в 1905 году впал в сильную депрессию и также совершил самоубийство.

⁴⁸⁴ Jerzy Łątka, цит. соч.

⁴⁸⁵ Там же.

⁴⁸⁶ В тридцатые годы «Трест» будет использован Сталиным как доказательство шпионской деятельности в пользу иностранных разведок всех тех людей, которые эту операцию осуществляли. Дзержинского уже не будет, он умрет в 1926 году, Менжинский умрет в 1934 году, но будут живы их подчиненные. В годы Великой чистки все они пойдут к стенке как «предатели родины». Уцелеет только Василий Сперанский, ангел-хранитель Савинкова – потому что успеет вовремя уйти со службы и стать нотариусом.

XXV. Фабрика ангелочков. Защитник беспризорных.

⁴⁸⁷ Feliks Dzierżyński, Listy do siostry Aldony poprzedzone wspo-mnieniami Aldony Kojałłowicz oraz Stanislawy i Ignacego Dzierżyńskich, Książka i Wiedza, Warszawa 1951.

⁴⁸⁸ Zofia Dzierzyhska, Lata wielkich bojow, Książka i Wiedza, Warszawa 1969, цит. соч.

⁴⁸⁹ Richard Pipes, Rosja bolszewików, Magnum, Warszawa 2005.

⁴⁹⁰ Orlando Figes, Szepty. Zycie w stalinowskiej Rosji, Magnum, Warszawa 2007.

⁴⁹¹ Jerzy Ochmahski, Feliks Dzierżyński, Ossolineum, Wrocław – Warszawa – Kraków – Gdahsk – Łódź 1987. В 1923 году об этом крестовом походе детей, пытающихся пробиться в районы с более мягким климатом, напишет Александр Неверов в известном романе Ташкент – город хлебный; позже по мотивам романа будет снят фильм.

⁴⁹² Если иметь хоть немного злой воли, то в обеспокоенности Дзержинского судьбой беспризорных детей можно усмотреть элементы председателя ВЧК, который в «детском потоке» видит массовую угрозу бандитизма и деморализации. Идеологическая подоплека в этом также была, так как он объяснял свои решения так: «Забота о детях – это лучшее средство для истребления контрреволюции. Если поставить на соответствующем уровне дело заботы о детях и их снабжения, то в каждой рабочей и крестьянской семье Советская власть найдет сторонников и защитников, а вместе с этим – широкую поддержку в борьбе с контрреволюцией» (Jerzy Ochmański, цит. соч.). Но из его писем и воспоминаний о нем мы знаем, что на самом деле им руководила забота о судьбах детей. «Обычно я лучше всего себя чувствую в обществе детей и рабочих, – писал он жене из тюрьмы. – В таком обществе я чувствую себя самим собой; здесь больше простоты и искренности, меньше обычных форм общения» (Zofia Dzierżyńska, цит. соч.).