Нет, чтобы «возьми» – «давай» кричат! В Австрии на горных курортах самая дефицитная профессия – инструктор со знанием русского, там и чехи, и поляки – все под русских теперь «косят». В Америке на одном магазине видел объявление: «У нас продаётся черный хлеб с красным икром!» В иностранных путеводителях наконец-то появились тексты на русском. Нас знают, нас узнают всюду. Вот хоть как вырядись и ни слова по-русски не говори – всё равно узнают.
Один мой знакомый «новый русский» всё удивляется:
– Слушай, как они узнают, что я русский? Пиджак на мне американский, туфли немецкие, рубашка голландская, брюки английские. У меня одни трусы российские, а они всё равно узнают.
Я ему говорю:
– А ты не пробовал молнию на брюках застегнуть?
Нам, конечно, многое непривычно, непонятно, особенно язык. То и дело слышишь в магазинах и на улице: «Ну, козлы, ни шиша по-нашему не волокут. Слушай, сколько мы уже к ним ездим, а они всё никак русский выучить не могут».
Некоторые из нас, конечно, учили иностранный язык, но то ли не так учили, то ли не тот язык.
Один «новый русский» мне рассказывал:
– Ты представляешь, я в Англии десять дней жил. Они, англичане, тупые. Десять дней с ними по-английски разговаривал, хоть бы кто понял!
Да, теперь, чтобы ездить за границу, надо знать язык, ну, хоть пол-языка. Иначе чего только не случается. Один наш «новый русский», здоровенный мужик, решил в Карловых Варах в бар сходить, разбавить карловарскую слабительную чешским пивком. Заходит в бар, а там сплошные немцы. Он пива взял у стойки и по пути, пока к столу шёл, один хлебок сделал. А у него хлебок как раз полкружки. И он оставшиеся полкружки поставил и пошёл селедочку искать. А уборщица увидела полкружки беспризорные и убрала. Мужик назад возвращается, а на его месте уже немец сидит и своё пиво пьет. Мужик нахмурился и говорит:
– Ты, что ли, моё пиво взял?
А немец радостный такой, говорит:
– Я, я, я!
Мужик говорит:
– Ты взял, а заплатил-то я!
Тот опять радостно:
– Я, я, я!
Мужик совсем озверел и говорит:
– А кто в глаз хочет получить?
Ну, это и было его последним «я». Всё остальное он видел уже с пола и одним глазом.
Другой «новый русский» возмущался ихними обычаями дурацкими. «Представляешь, – говорил он мне, – у них, оказывается, в Германии принято спать с женой в определённый день. Вот назначает субботу, и всё – только в субботу. А если я в понедельник захотел, значит, сиди и жди. Вторник жди, среду, четверг, пятницу. Суббота приходит, а я уже не помню, чего я в понедельник хотел».
Американцы – тоже чудные мужики. У них перед Рождеством ставят Санта-Клауса с гномиками перед домом, и никто их не трогает. А представь себе, что ты этого Деда Мороза у нас поставил возле подъезда нашей хрущобы. Вот как думаешь, долго он простоит? Отвечу: пока ты двери не закроешь. А как закроешь, можешь сразу и открывать. Его уже нет. Ни Деда Мороза, ни гномиков, ни двери.
Не можем мы также категорически понять, как это они, французы, едят лягушек. Мы с одним русским попробовали. Заказали эту жабу. Взяли бутылку для храбрости. Выпили её всю.
Я говорю:
– Ну, теперь, Вася, давай!
Он говорит:
– Не могу!
Я говорю:
– Надо, Федя, надо. Ешь, они, говорят, лягушки, по вкусу очень напоминают цыплят.
Он говорит:
– А нельзя нам съесть цыпленка, и пусть он нам по вкусу напоминает лягушку?
Узнают нас там и по одежде, и по языку, но главное – по манерам.
Вот рассказывал один:
– Были мы в Германии. Решил я кофейку попить. Сел, заказал, пью. Официант говорит:
– Вы русский.
– Как догадался?
– А вы, – говорит, – русские, когда кофе пьёте, ложечку из чашки не вынимаете, да ещё глаза прищуриваете, чтобы ложечка в глаз не попала.
На другой день привожу друга, приличный человек. Предупредил: ложечку вынь. Он вынул. А официант говорит:
– Вы русский.
Я из засады выскакиваю, спрашиваю, как догадался, он же ложечку вынул.
– Да, – говорит, – вынул, а глаз всё равно прищуривает, чтобы ложечка в глаз не попала.
Взяли профессора, предупредили. Он всё сделал: и ложечку вынул, и глаз не прищуривает. А этот всё равно:
– Вы русский.
– Как догадался? Он ложечку вынул!
– Вынул и в карман положил!
Конечно, у нас многие воруют, практически все, есть человек триста, которые не воруют, – они уже сидят. Пьём. Многие пьют. Практически все до одного. Не пьёт только тот, кто лечится. Но не надо думать, что мы хуже всех. Бывает, конечно, что мы держим нож в левой руке, а бифштекс в правой, но всё же, извините, если за границей в ресторане сидит компания и все они не смеются, а ржут, то это не русские, а немцы; если человек кладёт ботинки на стол, то это тоже не русский, а американец; если человек на ходу чешет при женщинах всё, что попало под руку, то это не русский, а араб; если лежит прямо на газоне, а потом встаёт и писает прямо на улице, то это не русский, а индиец. А если вообще ничего не понимает и по сто раз переспрашивает на чудовищном английском языке, то это точно японец.
Про «новых русских» много анекдотов рассказывают. Мне особенно один понравился. Крутой такой мужик пришёл в турбюро и говорит:
– Куда бы поехать отдохнуть, обстановку сменить?
Сотрудница говорит:
– Вот в Кению можно поехать, поохотиться, козлов пострелять!
Он говорит:
– Ты чего, ваще, что ли? Я тебе говорю, обстановку сменить, а ты опять – пострелять козлов!
Но всё это ерунда, мы, конечно, научимся и вести себя там, и языкам, и обычаям. Лягушек, может, и не станем есть, а вот устриц уже наворачиваем килограммами. И как бы там к нам ни относились, а я лично испытываю чувство морального удовлетворения от того, что наши люди, пусть «новые», но русские, заставили всех относиться к нам с уважением. Мы теперь там водку с «Зенитами» не продаём и матрёшек с кипятильниками не обмениваем. Мы теперь людьми себя за границей чувствуем, потому что он, этот «новый русский», теперь с деньгами туда едет, а это их, иностранцев, более всего убеждает. И правильно сказал когда-то поэт: «Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог!»
Я должен любить людей
«Я должен любить людей, я должен любить людей». Каждое утро я просыпаюсь и говорю себе эти слова.
А к вечеру зверею, прихожу домой без сил. Ненавижу всех, особенно людей. Ложусь спать и думаю: «Почему я их должен любить? За что?»