Лошадей помельче люди Уорика могли бы менять на почтовых станциях Парижской дороги, что находилась в ста шестидесяти милях от побережья. Как и большинство древних дорог Англии, она представляла собой ровную широкую поверхность из добротного римского камня, идущую через местность, которая была когда-то окраиной цезаревой Галлии. По всей ее протяженности колесили купцы, которые, впрочем, при виде стремительной кавалькады рыцарей бдительно убирали с дороги свои груженные товаром и семьями возы.
В первый день за утро отряд дважды останавливали французские капитаны, но тут же отпускали, ознакомившись с подорожной, скрепленной печатями короля Людовика и начальника двора в Париже. Солдаты после этого становились учтивы и охотно помогали, рекомендуя подходящие места для постоя на пути к столице. К закату люди Ричарда Уорика отыскивали постоялый двор с таверной, и хотя спать при этом подчас доводилось на конюшне или забившись под свес чердака – то не велика беда.
На четвертый вечер Уорик с Кларенсом сели за опрятно накрытый стол, заставленный хлебом, оливками и крепким вином, от которого плыло в голове. Английских лордов хозяева принимали у себя со всем радушием, хотя Ричард все же отрядил одного из своих людей следить за приготовлением пищи. Отравления он опасался не без причины, хотя на самом деле его человек был искусным поваром, питавшим любовь к рецептуре новых блюд, и на кухне, не теряя времени, расспрашивал обо всех ингредиентах и специях, настаивая на том, чтобы ему в процессе дали попробовать. Так что по возвращении в Англию графа будет ждать дюжина новых блюд французской кухни.
Они сидели у огня, потрескивавшего за железной решеткой, и наслаждались вечером без бряцания железа (из своих комнат оба спустились в простых камзолах и шоссах). По окончании первого блюда, когда вытерли руки, Уорик поднял кружку за своего молодого спутника, желая ему удачи во всех начинаниях. Кларенс оказался на удивление хорошим собеседником – не излишне говорливым для своих лет, а склонным к уютным паузам в беседе. Тост Ричарда располагал к еще одной, после чего Джордж, уже разрумяненный от выпитого, взял ответное слово:
– И за вас, большой друг моего брата! И за моего брата Эдуарда, первого человека в Англии!
Юношу уже разбирал хмель, и эти слова звучали слегка невнятно. Уорик со смешком осушил свою кружку и снова наполнил ее из бутыли прежде, чем девица из таверны успела к ним подшагнуть. Теперь она стояла красная от смущения и ничего не понимающими пальцами теребила тесьму на фартуке. К манерам и аппетитам англичан она не привыкла. От первого блюда из мелких птичек с фенхелем и грибами в считаные минуты остались одни косточки, причем собеседники даже не прерывали разговор.
– Пара у Эдуарда, конечно, прекрасная, – внезапно произнес Джордж. При этом он смотрел в огонь и не видел, как у его собеседника напряглось лицо. – Уже родились две девочки, хотя я не сомневаюсь, что будет еще мальчик, а то и два! Элизабет снова ходит беременная, и я молюсь, чтобы у нее теперь родился сын и наследник. Ну и, э-э… я…
Уорик остро посмотрел на Кларенса, и юноша бросил взгляд в его сторону. Щеки у него сделались такими пунцовыми, что казалось, будто он давится. Было видно, что молодой герцог нервничает и потеет гораздо больше, чем к тому располагает скромный огонь в очаге.
– Я, э-э… напросился сопровождать вас в Париж отчасти потому, что ни разу не видел этот город, и мне подумалось, что это будет прекрасное путешествие. Всяческие новые виды… И может, я раздобуду книгу или две, чтобы преподнести в п-подарок…
Ричард поглядел на юношу обеспокоенно. Мирная тишина последних дней сама собой растаяла. Его стала разбирать тревога, не хватит ли герцога Кларенского удар, настолько тот трясся и лопотал.
– Хлебни вина, Джордж, – посоветовал он. – Гляди-ка, вот уж и мясной отруб поднесли. Дай я тебе его нарежу. Ну ее к лешему, эту болтовню! Припади лучше к кружке, оно полезней.
Уорик занялся разделкой поданной к столу свиной ноги, помещая нарезанные ломти на поставленные перед ними деревянные тарелки. Один из ломтей он стал нарезать на кусочки, поддевая своим ножом. Продолжая разговор, граф снова долил вина в кружки. Завтра пускаться в путь придется определенно позже, ну да ладно. Иные вечера куда как лучше проводить за вином и в хорошей компании.
Герцог Кларенский Джордж растерянно жевал, набив себе рот так плотно, что говорить не было никакой возможности. Сейчас он боролся с аппетитнейшей поджаристой корочкой, теребя ее и так, и эдак, но та все не поддавалась. Наконец он совладал с ней и мужественно проглотил кусок. Мясное вроде как вернуло ему способность соображать, и он снова с распирающим грудь волнением кинулся говорить:
– Милорд, сэр… я бы хотел просить у вас руки вашей дочери Изабел, то есть жениться.
Сказав это, молодой человек просел на своем стуле и залпом хватанул вино из кружки, в то время как Уорик таращился на него, соображая, что он услышал. Пара, безусловно, была бы выигрышной во всех отношениях, особенно с учетом того, что Вудвиллы обоих полов притязали в стране на каждый титул, который только мог быть взят мытьем или катаньем.
– А моей дочери ты о своем желании упоминал? – спросил Ричард.
В ответ Джордж поперхнулся вином и зачастил с легким заиканием:
– О ж-желании, сэр, да как м-можно! Я бы не осмелился, пока не поговорил бы с ее отцом. Д-до брачной ночи, милорд, сэр! Да как можно!
– Ты вдохни, – посоветовал Уорик. – Вот, а теперь выдохни. Я имел в виду твое желание жениться, только и всего. Ты… как бы это… заговаривал с Изабел о любви? Если да, то меня удивляет, как ты сподобился выговорить хотя бы одно внятное слово поверх твоего словесного потока.
– Я говорил с ней трижды, милорд, и все в целомудренной компании. Дважды в Лондоне и единожды в вашем имении в Миддлхэме, прошлым летом.
– Ну да, помню, – сказал граф, действительно воскрешая в памяти смутное припоминание о том, что заставал тогда свою еще шестнадцатилетнюю дочь за разговором с каким-то взъерошенным ухажером. Вот бы знать, что герцога Кларенского интересует в его дочери больше: ее красота или земли, что перейдут ей в наследство? Сыновей у Ричарда не было, и потому тот, кто женится на Изабел, станет в итоге богатейшим человеком в Англии, унаследовав огромные состояния и Уорика и Солсбери. Изабел, возможно, была бы уже замужем, если б не алчное влияние Вудвиллов, утвердившееся к той поре, как она достигла брачного возраста.
Граф Уорик нахмурился, уже свежими глазами глядя на восемнадцатилетнего герцога, думающего стать его зятем. Одно дело видеть в Джордже приятного в общении брата короля, и совсем иное – усматривать в нем отца его, Ричарда, внуков. То, как этот юноша встретился с ним взглядом и не отвел его, исподволь понимая суть этого всматривания, выказывало в нем глубокое волнение и вместе с тем известную храбрость.
– Я понимаю, сэр, что вы захотите обдумать мое предложение. Поэтому, сделав его сейчас, более я произносить его не буду. Только знайте одно, милорд. Я действительно люблю ее, клянусь честью. Изабел – несравненная девушка. Когда мне удается вызвать у нее улыбку, я готов разом плакать и смеяться от радости.