Богиня маленьких побед - читать онлайн книгу. Автор: Янник Гранек cтр.№ 20

Рудольф на своем автомобиле отвез меня в клинику Паркерсдорф. В пути мы сконфуженно молчали, что дало мне возможность собраться с мыслями. Я краешком глаза за ним наблюдала: братья Гёдель мало походили друг на друга и общей у них была разве что неизбывная меланхолия, столь присущая их натуре. Лишь когда машина выехала из Вены и покатила по предместьям, он бросил мне несколько обрывистых фраз. Размышлений на тему «почему так произошло?» и «кто во всем виноват?» мы избегали. Просто перечислили факты и кое о чем договорились. Курт оценил бы строгую предметность нашего разговора: кто будет дежурить и по каким дням. Персоналу клиники меня представят как близкую подругу семьи. Скандалов будем избегать. Не шуметь, не предпринимать резких движений. Просто пытаться не разорвать последнюю, до предела истончившуюся нить. Теперь мы любили совсем другого человека.

Рудольф поставил машину перед санаторием. Несмотря на грязный зимний свет, безупречное здание внаглую демонстрировало отменное здоровье. В конечном счете я возненавидела эти маленькие, геометрически правильные фризы, как и модерн, победоносный, но при этом неспособный избавить пациентов от болезни.

Рудольф неподвижно застыл, вцепившись в руль руками в перчатках. Не глядя на меня, он выдавил из себя несколько слов, которые просто не мог не произнести:

– Почему я не поехал за ним в Париж?

Я провела рукой по краю бледной кожи сиденья. Рудольф тоже был человеком хрупким, хотя и старался этого не показывать. Они все хрупкие.

– Это ровным счетом ничего бы не изменило. Впрочем, вы и без меня знаете.

От моих слов он напрягся. Врать я не умела: ему действительно нужно было поехать в Париж, но самое главное – не позволить Курту уехать.

– Наша мать о вас ничего не знает. Курт не в том состоянии, чтобы разрешать подобного рода ситуации.

– Я все сделаю за него. И не думайте, что я воспринимаю такой оборот событий как личную победу.

Я подождала. Рудольф обошел автомобиль, открыл дверцу и помог мне выйти. На этот раз я вошла в клинику через главный вход и с высоко поднятой головой.

Жизнь Курта, история нашей любви, будущее страны: все смешалось и превратилось в хаос. И в этой неразберихе мне нужно было навести порядок. Если я хотела, чтобы у нас было будущее, эти авгиевы конюшни надо расчистить. Так уж я устроена: скажите мне, что во мне нуждаются, и я горы сверну.

Руководство пансионата не разрешило миссис Гёдель покидать пределы заведения. О поездке в кино и речи быть не могло, врачам только-только удалось избавить ее от болей. Пожилая дама получила лишь небольшую передышку. Энн понятия не имела, как сообщить ей скверную новость. Не надо было ей ничего обещать. Чтобы ничего не решать, она задержалась на работе и очередной визит просто пропустила.

Теперь Энн нерешительно замерла на пороге приоткрытой двери. В комнате с задернутыми шторами было темно. Ее давно не проветривали, и от тяжелого духа молодую женщину затошнило. Перед тем как переступить порог, она надела на лицо вымученную улыбку:

– Прошу простить меня за опоздание, Адель. В дороге со мной случилась маленькая неприятность.

Притихшая под одеялом фигурка ничего не ответила.

– Вы спали? Простите.

– Как вы мне надоели своими вечными извинениями.

Ценой титанических усилий Адель поудобнее устроилась на подушках, поджала губы и воинственно нахмурилась.

Энн сказала себе, что устраивать дуэли у нее нет сил. Только не сегодня. После всех этих зануд, лопнувшей шины и пуговицы, которая царапала подбородок… Давно стемнело, и молодая женщина уже подумывала об обратном пути, в конце которого ее ждал пустой холодильник.

– Что за манеры? Вы то являетесь сюда через день, то куда-то пропадаете!

– Работы было много.

– У меня нет настроения с вами говорить. Посещения закончились. И никаких преференций по поводу научного архива вы от меня сегодня не дождетесь.

– Вы плохо себя чувствуете? Может, позвать дежурную медсестру?

– Что вы ко мне пристали, как пиявка? Вам больше делать нечего?

Враждебность пожилой дамы Энн отнесла на счет запрета покидать стены пансионата. Адель об этом сообщили другие, а расплачиваться придется ей. Она подошла к кровати и продемонстрировала пакет сладостей:

– У меня есть чем полакомиться. Тайком от медсестры.

– Вы хотите ускорить мою кончину, чтобы побыстрее завладеть этими проклятыми бумагами?

– Да нет, просто хотела доставить вам удовольствие. Я же знаю какая вы, Адель, лакомка.

Пожилая дама погрозила ей пальцем. В ее жестах и словах присутствовала какая-то фальшь, Энн видела этот диссонанс, но объяснить его не могла.

– Не говорите со мной так! Я не ребенок!

Истощив все запасы терпения, Энн набросилась на сладости, к которым Адель отнеслась с таким презрением.

– Если бы у вас были дети, вы, по крайней мере, не таскались бы сюда и не обхаживали бы старуху, пытаясь добиться повышения по службе.

– Вы можете меня многому поучить, но вот что касается детей – это уж точно не ваше дело!

– Bist deppert! ^[26] Не смейте со мной так разговаривать! Наглость какая!

– Я вас очень люблю, миссис Гёдель, не надо все портить.

– Плевала я на ваши якобы теплые ко мне чувства. Дешевый театр! Ложь!

– Я всегда еду сюда с удовольствием, Адель.

– Откуда вам знать, что такое «удовольствие»! Вы даже оргазм испытываете с помощью рук, которые у вас, как грабли. Если вы что-то берете, то только пинцетом, если целуетесь, то кончиками губ, сексом хотите заниматься лишь на расстоянии, а если и ложитесь с кем-нибудь в постель, то тоже наверняка извиняетесь. Хотя нет, вас даже фригидной назвать нельзя, вы просто девственница-недотрога, синий чулок!

Ощущение несправедливости превращало Энн в неполноценную калеку и напрочь лишало воли. Она окаменела, злобно оскалилась и сказала себе, что если не на шутку разгневается, то тоже сможет слететь с катушек. Лицо Адель налилось кровью и побагровело, что было небезопасно для ее изношенного сердца.

– Raus! ^[27] Инвалидов в моей жизни и без вас хватало! Raus!

На шум прибежала медсестра.

– Только вас здесь еще не хватало! Вместе с вашими деревенскими сабо!

– Миссис Гёдель, я сейчас сделаю вам укол успокоительного. Все, посещения закончены!

Энн убежала, оставив на кровати сладости.

Она открыла сумку и стала искать носовой платок. Ей весело подмигнул стоявший в холле автомат по продаже кофе, снеков и прочих мелочей. Энн шмыгнула носом, сделала глубокий вдох и вытащила мелочь, посчитав, что вполне заслужила небольшое утешение. Для старой развалины, получившей лишь временную передышку, у этой Гёдель было еще вполне достаточно энергии. Молодая женщина вновь сдержала поток слез, готовый хлынуть в любую минуту. Эта невменяемая старуха умеет причинять боль. Ты выиграла, ведьма! Я больше не приду! На кой черт ей терпеть такие мучения? Энн посмотрела на дрожащие руки. Как грабли? Об этих гадостях лучше не думать. Она не виновата в том, что руководство пансионата запретило миссис Гёдель покидать стены заведения. И не обязана каждый день слушать поток ее излияний. Молодая женщина съела плитку шоколада. Время потрачено впустую, ее визиты не принесли ровным счетом никакого результата. Девственница-недотрога? Синий чулок? Вот сволочь! Она потеряла девственность в семнадцать лет. Энн ничем не отличалась от всех остальных и стала женщиной после выпускного бала в объятиях некоего Джона. Они оба слишком много выпили, но первый опыт общения с мужчиной хоть и не принес ничего, кроме разочарований, все же позволил преодолеть необходимую формальность. Молодая женщина с особой горечью вспоминала последствия сделанного ею тогда выбора: окончательный разрыв с другом детства Леонардом Адамсом, считавшим, что ее девичья честь принадлежит только ему и больше никому. Они не раз об этом говорили: он был нежен, а если и набирался опыта с другими девушками, то только чтобы не разочаровать ее. Они вместе учились и когда-то будут вместе стареть. Уже в пятнадцать лет Лео распланировал всю их жизнь: блестящая карьера, дом, двое детей и студия, где можно будет писать все, что заблагорассудится, – он не сомневался, что станет художником. Но Энн не хотела быть его родственной душой по определению. Она представляла собой нечто большее, чем постулат, и поэтому решила встать на путь эмансипации, отдавшись грозе женщин всего ее класса. Лео тогда уехал учиться в частную школу, и она без промедлений во всех подробностях описала ему случившееся: он никогда не лишал себя удовольствия говорить о собственных завоеваниях на любовном фронте. После этого письма Лео несколько месяцев не подавал признаков жизни. Юноша был на редкость раним: его великолепная память, помимо прочего, всегда хранила то, что он считал обидами. Он вполне мог годы спустя повторить человеку совершенно невинную фразу, не преминув рассмотреть ее под всеми мыслимыми углами. И поэтому не простил Энн, которая отняла то, что по праву принадлежало ему. Доставлять оргазм руками? Да что она об этом знает, эта старая карга, не прикасавшаяся к мужчине со времен Перл-Харбора! Впоследствии у Энн были другие мужчины, посвятившие ее во все тонкости этого дела. И ни один из тех, кому удавалось преодолеть внешний барьер ее суровости, не говорил, что она холодна в постели. Как раз наоборот, Энн стоило больших трудов избавляться от подобных «воителей», у которых после ночи с ней оставалось одно-единственное желание – вновь и вновь сбрасывать с себя домашние туфли у ее кровати.