Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Саввин cтр.№ 29

Теперь же отец Ярослав ощущал, что он постоянно находится в фокусе общеепархиального внимания. Кто-то смотрел на него с жалостью и сочувствием, но таких было очень мало. Большинство же примешивали к жалости ледяное презрение: мол, что ж ты за поп такой, как до этого докатился и т. д. А многие, хотя и думали, что жалеют или же, наоборот, осуждают, на самом деле не жалели и не осуждали, а просто развлекались. Ведь теперь появился не просто даже человек, а целый священник, которого можно безконечно обсуждать, шушукаться у него за спиной, понимающе перемигиваться, когда он попадался на глаза – словом, отец Ярослав оказался очередной игрушкой, чрезвычайно подходящей для морально-психологического избиения.

И горше всего было от осознания того, что несмотря на все оправдания и все извиняющие обстоятельства, он это, так или иначе, заслужил…

Было также ясно и другое: сплетшийся узел развязать было невозможно, его можно было только разрубить. Однако собственных сил для этого у отца Ярослава не имелось – слишком уж мрачна и безпросветна стала его жизнь, чтобы самому, своими руками закрыть то единственное световое окошко, которым стала любовь к Наталье.

И вот теперь произошло неизбежное: вмешался благочинный, а жена, наконец, запросила развод. И выбор стал предельно ясен: либо Наталья, либо священство. И для отца Ярослава, с ранней юности мечтавшего о службе у алтаря Господня, всю свою сознательную взрослую жизнь бывшего священнослужителем, не могло быть сомнений: он выбирал священство.

* * *

Старый троллейбус, вихляя, плавно разгонялся после каждого светофора и так же плавно тормозил перед остановками. Привычные картины за окном, привычно выглядящие люди, привычные летние запахи: запах горячего от солнца ржавого металла, фанеры, тяжелый дух пропотевших тел (по счастью, пассажиров было не так много)… Как всегда, кто с неодобрением, кто, наоборот, с почтением, но все – удивленно смотрят на его летний серый подрясник. Обычно отец Ярослав избегал появляться в общественных местах в подряснике или тем более в рясе. Сказывалось старое, советских времен воспитание: тогда священнослужитель в одежде, приличествующей его сану, мог ходить только в церковной ограде. Ряса, которую советское государство милостиво терпело на ступеньках церкви, в нескольких шагах от них превращалась в административное преступление, за которое можно было получить до пятнадцати суток ареста – эта мера применялась не всегда, но все же применялась. И духовенство привыкло к тому, что подрясник после богослужения либо оставался в ризнице, либо же сворачивался и убирался в пакет или чемодан; а сам батюшка, «как нормальный советский человек», вливался в общий поток пешеходов в пиджаке или в куртке.

После 1991 года все эти ограничения были отменены, однако отец Ярослав, воспитанный старым, советским священством, вполне перенял его обычаи и по улицам города ходил в обычной гражданской одежде. Но сейчас ему было не до выбора гардероба. Он понимал, что завязавшийся узел нужно рубить как можно быстрее и решительнее, иначе потом у него просто не достанет душевных сил.

И вот знакомая остановка – троллейбус с его потными и любопытными пассажирами уезжает дальше – и знакомая, много раз уже хоженая дорожка, состоящая из асфальтовых заплаток и песка. Общежитие располагалось на окраине города, почти посреди поля, заросшего полынью, и до него еще нужно было дойти. А окна той комнаты, в которой жила Наталья, как раз выходили на троллейбусную остановку. Когда Ярослав приезжал, предупредив ее заранее (а он почти всегда ее предупреждал), он неизменно видел в окне ее силуэт. Летом, когда светло допоздна, это была светлая, как будто серая из-за висевшего на окне тюля, фигура – которая тут же начинала махать рукой, когда он выходил из троллейбуса. Зимой, когда темнело рано, это был черный силуэт на фоне неяркого желтого света, который источала единственная лампа, висевшая под потолком. Ярослав очень любил смотреть, как она машет ему рукой из своего окна, любил эти несколько минут, пока он шел от остановки к подъезду, когда столь ясно и столь отчетливо ощущалось, что он идет к действительно любимой и любящей его женщине.

Сейчас он шагал быстро и торопливо, не поднимая глаз. «Да и не ждет она меня», – подумал он, но глаза все-таки поднял. И с удивлением обнаружил, что Наташа и в этот раз была у окна и, как обычно, не отрываясь смотрела на него. Он остановился и неловко улыбнулся. В ответ она помахала рукой – тоже как будто неловко. Ярослав пошел дальше.

На первом этаже, как и полагается в общаге, находился КПП. Иногда там никого не было и его удавалось благополучно проскочить, иногда – нет. В этот раз случилось именно последнее.

– Вы куда? – громко, визгливым и одновременно скрипучим голосом спросила его вахтерша, когда он попытался ее «не заметить».

– На восьмой этаж… – ответил Ярослав.

– Куда?

Он назвал комнату и фамилию.

Вахтерша склонилось над журналом посещений и стала сосредоточено записывать полученные данные. Но где-то на середине этого процесса прервалась, и подняла на него свой остренький, усиленный толстенными линзами очков взгляд:

– Вы верующий? – спросила она так громко, что ее, наверное, услышали как минимум в половине комнат первого этажа.

«Вот тебе дело!» – с горечью подумал Ярослав и ответил коротко:

– Да.

Вахтерша снова уткнулась в журнал. Наконец, дописав все, она милостиво разрешила ему пройти.

Лифт, по обычаю, не работал. Отец Ярослав волновался, и подъем на восьмой этаж, вкупе с летней жарой, заставил его попотеть. Дверь в комнату Натальи была приоткрыта – как и всегда, когда она его ждала.

Ярослав почувствовал, что у него немного перехватывает дыхание – и отнюдь не от подъема по лестнице. Вот еще несколько шагов – и он должен будет сказать ей то, что должен сказать. Что на этом – все. Конечно, она не закатит истерики… Ну или скорее всего, не закатит… А может, и закатит… Но какая разница? С истерикой или без нее, здесь и сейчас, он со всем этим покончит. Он будет верен своей священнической присяге. Он… Он будет жить без нее. Он. Жить. Без нее.

– Привет! – как всегда, на пороге Наталья его обняла и поцеловала. Он тоже неловко обнял ее.

– Привет, – ответил он тихо.

– А я не ждала, что ты приедешь. То есть ждала. Почему-то думала, что ты приедешь.

– Правда? – так же тихо и несколько смущенно спросил он.

– Да. А впрочем, я тебе соврала: я знала, почему. Соврала потому, что волнуюсь…

Стало совсем тяжело. В книжках, конечно, очень много написано про то, что любящие люди чувствуют друг друга даже на расстоянии. И среди этих книжек есть не только сентиментальные романы, но и святоотеческие труды. И то, и другое Ярослав читал. Но вот теперь он, священник, прослуживший уже более десяти лет, сотни, если не тысячи раз принимавший исповедь, кажется, впервые с этим столкнулся.

– Волнуешься?.. Я тоже, мне тебе надо кое-что сказать… – Ярослав приготовился произнести самые важные и самые тяжелые слова.