А люди из спецслужб – мастера уговаривать. Это же профессиональные соблазнители! Многие политики попадали в глупое положение, поверив в их обещание обделать заковыристое дельце без шума и пыли. Но все эти инструменты, которые так восхищают Верховного главнокомандующего, не в состоянии заменить продуманную и взвешенную политику, разработанную с учетом всей сложности современного мира. Хуже того, обычно ситуация только усложняется. Запутывается. Иногда становится безнадежной. И как показывает история, впоследствии президенты сильно сожалеют о своих решениях.
После 11 сентября 2001 года ЦРУ вернулось к, казалось бы, давно забытому прошлому. На мировой арене вновь появились беспощадные и бесцеремонные американские разведчики. Ветеран разведки Коуфер Блэк, который руководил в ЦРУ борьбой с терроризмом, объяснил сенаторам:
– Наша жизнь делится на два периода – «до одиннадцатого сентября» и «после одиннадцатого сентября». Так вот, после одиннадцатого сентября мы сняли перчатки.
Что разрешил своим спецслужбам президент Буш?
Федеральное бюро расследований наделили правом подслушивать разговоры подозреваемого террориста, каким бы телефоном он ни пользовался. Прежде агенты должны были получать санкцию на прослушивание каждого конкретного аппарата, а их, с учетом мобильных, могло быть множество. Пока агент получал разрешение, террорист успевал сменить номер.
ФБР получило возможность заниматься священнослужителями. Прежде агенты не рисковали заходить в мечеть. Не разрешалось агентов, занимавшихся расследованием уголовных преступлений, знакомить с информацией, полученной внешней разведкой. Но террорист и уголовник если и не одно и то же лицо, как это часто случается, то как минимум они помогают друг другу.
Разведка получила право уничтожать террористов, задерживать и держать в заключении пойманных боевиков. Вначале в ЦРУ рассчитывали, что они просто повторят опыт израильтян, которые отомстили тем, кто устроил бойню во время мюнхенской Олимпиады 1972 года. Израильтяне уничтожают боевиков в других странах, потому что не имеют возможности посадить их на скамью подсудимых, – арабские страны своих не выдают. Убивая террористов, израильские офицеры с мрачной иронией говорят, что осуществляют правосудие с доставкой на дом.
В ходе военной операции в Афганистане, где американские войска уничтожали базы террористической организации «Аль-Каида», а заодно и движения «Талибан», в плену оказались десятки боевиков. Что с ними делать? Создать систему военных трибуналов и расстрелять на месте – этого американцы не могли себе позволить. Американские законы запрещают аресты без ордера и допросы без адвоката. Но не отпускать же террористов на свободу, чтобы они продолжали убивать людей!
Тогдашний министр обороны Дональд Рамсфелд не хотел, чтобы пойманных террористов размещали на американских военных базах:
– Я тоже не намерен служить тюремщиком в этом проклятом мире.
Но его все же убедили в том, что надо куда-то девать руководителей «Аль-Каиды». Не отпускать же их на свободу, чтобы они продолжали убивать людей! В середине января 2002 года первый самолет, заполненный талибами и боевиками «Аль-Каиды», приземлился на кубинском острове Гуантанамо, на американской военной базе, – подальше от Ближнего Востока.
Четыре женевские конвенции призваны уменьшить ужасы войны. Два дополнительных протокола от 1977 года, правда не подписанные США, говорят, что не только военнослужащие, но и партизаны, попав в плен, имеют право не отвечать на вопросы – они обязаны только назвать имя, звание и номер военной части. Но ЦРУ и Пентагон считают, что пойманные террористы не подпадают под действие женевских документов, они уголовные преступники и, следовательно, обязаны давать показания. Если молчат, их можно и нужно заставить говорить.
Самой популярной была пытка водой. Голову допрашиваемого силой погружали в воду – и держали, и его охватывала паника, возникало жуткое и паническое ощущение, что его хотят утопить и он сейчас захлебнется. Этой пытки не выдерживал никто.
Имитация утопления пыткой не считалась. Министерство юстиции Соединенных Штатов пошло навстречу оперативным работникам и следователям Центрального разведывательного управления. Индульгенцию выдал спецслужбам тогдашний юридический советник Белого дома Альберто Гонзалез, который потом стал министром юстиции.
«Как вы подчеркивали, – докладывал он президенту, – война против терроризма – это новый тип войны. Природа ее такова, что особенно важно максимально быстро получать информацию от захваченных террористов и их покровителей, чтобы помешать новым терактам против американских гражданских лиц. По моему мнению, это требует пересмотра норм женевских конвенций, ограничивающих право допроса пленных».
Все методы допроса приемлемы, если они не приводят к серьезным травмам или к смерти. Никого не утопили, видимых травм не осталось. Какая же это пытка? И критиковать эти методы ЦРУ, когда речь идет о борьбе против терроризма, – непатриотично. Ради спасения людей нужно идти на многое. Это теория тикающей бомбы, модная среди тех, кто профессионально занимается борьбой с террористами. Если боевик знает, где заложена бомба, которая должна вот-вот взорваться, его надо заставить говорить. Если речь идет о спасении невинных людей, любой метод оправдан. Даже пытки.
Недавно во время интервью на телевидении уже бывший директор ЦРУ Джордж Тенет сорвался:
– Мы не пытаем людей. Послушайте меня! Нет, вы послушайте меня! Все забывают главное, что тогда происходило. Мы жили в страхе, потому что нам ничего не было известно о том, что замышляют террористы. А эта программа спасала жизни. Мы сорвали заговоры против нашей страны!
В подготовленном сенатом США докладе говорится, что никакие заговоры сорвать не удалось. В апреле 2014 года сенат постановил рассекретить доклад о тайных допросах, которые проводились в ЦРУ. Сенаторы обвинили разведчиков в том, что они подвергали людей пыткам и врали конгрессу и Белому дому относительно эффективности этой программы.
Так на что же имеет право сотрудник ЦРУ в борьбе с терроризмом? Какие инструкции он получает? Можно пытать задержанных?
Руководство по методике ведения допросов, разработанное в ЦРУ, гласит:
«Жизнеощущение человека в камере зависит от его способности сохранить самоуважение, привычки, поддерживать отношения с другими людьми. Заключение позволяет оборвать все связи с внешним миром и прежней жизнью. Одиночное заключение для большинства людей становится тяжелым психологическим стрессом. Важно постоянно напоминать заключенному, что он одинок и неоткуда ждать помощи.
Угроза применения силы действует надежнее, чем само применение силы. Угроза причинить боль включает механизм страха быстрее и надежнее, чем сама боль. Зато угрожать смертью более чем бесполезно. Одни заключенные впадают в состояние безнадежности. Другие понимают, что это блеф, а это подрывает позиции следователя.
Боль, которая приходит извне, может усилить волю задержанного к сопротивлению. Боль, которую он причиняет себе сам, напротив, подрывает его способность к сопротивлению. Например, если заставить его долго стоять в крайне неудобном положении или сидеть на столе, свесив ноги, то ощущение боли он доставляет себе сам, а не следователь – его же никто не бьет.