Я - сингуляр - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 50

Она взглянула на меня с вопросом в серьезных глазах.

– В самом деле не знаете, кто такой Ринальдо? Вы просто уникум.

– А кто это? – спросил я вежливо.

Она улыбнулась:

– Представьте себе, не знаю.

– Да, но…

– Все о нем говорят. Даже многие женщины.

– Увы, я урод.

– Я тоже, – сообщила она без тени печали. – Ничего, в толерантном обществе и уроды могут… жить.

Я обвел широким жестом квартиру.

– Моя берлога. Но сперва, как велят правила этикета, позвольте показать вот эту комнату… Ее принято показывать гостям первой, а я не смею спорить с самой законодательницей этикета Эмилией Пост… Это душ, в этой раковине моете руки, когда покакаете, а вот и сам унитаз…

Она засмеялась:

– Спасибо. Это весьма кстати, в универе я не успела.

Я вышел, оставив ее там, но не успел дойти до кухни, как прозвенел мобильник. Звонок непривычный, не мой, я повертел головой, определяя направление звука, наконец взгляд зацепился за дамскую сумочку, повешенную за длинный ремень на спинку стула. Звонок оттуда, я подхватил и, толкнув дверь в туалет, она у меня не запирается, быстро вошел.

– Вам звонят…

Она сидела на унитазе, чуточку кряхтела и тужилась. Я подал ей сумочку. Она расстегнула и быстро выудила оттуда мобильник. Я тактично вышел, слушать чужие разговоры нехорошо, хоть и очень интересно, сходил на кухню и включил кофемолку. Пока зерна с треском превращаются в мелкие песчинки, вернулся, из туалета уже не слышно ее голоса.

Я вошел, она, не поднимаясь с унитаза, засовывала мобильник в сумку. Я принял из ее рук, сказал:

– Я поставил кофе. Какой предпочитаете, крепкий или слабый? С сахаром или без? Со сливками или с молоком?

Она улыбнулась с некоторой неловкостью.

– Какой вы… раскомплексованный!..

– Да ладно, – сказал я великодушно. – Габриэлла, вы это проделываете каждый день у себя дома. А раз так, то какое стеснение?..

– Крепкий, – ответила она, – сладкий, черны-ы-ый…

Она напряглась, под нею булькнуло, но никакой вони, что значит – желудок и кишечник абсолютно здоровые.

Я кивнул:

– Отлично. Я такой и поставил. Наши вкусы даже в этом совпадают. А правда, картины Валеджи потрясают? Как будто реальные.

– Ничего удивительного, – ответила она рассудительно. – Он и не скрывает, что берет фотографии, а потом дорисовывает нужное. Это целое направление в искусстве-е-е-е…

Снова булькнуло, Габриэлла с облегчением выдохнула, взглянула на меня, но, видимо, решила выдавить из кишечника все без остатка, снова напряглась, даже лицо покраснело.

Я сказал с раскаянием:

– Не знал… Думал, что это все нарисовано с такой точностью.

– Не-е-е-ет… Он и галактики дорисовывает с увеличенных фото-о-ы-ы-графий…

– Хотя, – продолжил я, – мне вообще-то все равно, сам рисовал или дорисовывал. На меня действует больше, чем всякая иконная хрень или выкопанная из руин Помпеи. Мороз по коже!

Она оторвала пару клочков туалетной бумаги, я смотрел, как быстро и аккуратно использовала, пересела на биде и подмылась, а затем еще и пополоскала руки под струей теплой воды над раковиной. Я подал ей мохнатое полотенце, она приняла с кивком, а когда вытерла ладони, мы плечо к плечу отправились на кухню, откуда уже валят навстречу привычные запахи свежемолотого кофе.

Я быстро поджарил гренки, Габриэлла с мягкой улыбкой смотрела, как я суечусь вдоль кухонной плиты. Наконец я разлил в чашки, дальше мы сидели напротив друг друга и неспешно отхлебывали, глядя друг на друга и улыбаясь без причины.

– Кофе вред или польза? – спросила она со смешком.

– Еще не определился, – ответил я. – Его каждые пять лет попеременно объявляют то вредным, то полезным… И так уже лет сто.

– Ого, – произнесла она с глубоким уважением, – вы такой… гм… пожилой…

– В Инете нарыл, – сообщил я. – А так вообще и мудрый Вольтер сомневался в ядовитости кофе!

– А вы вольтерьянец?

– Ага, он самый…

Она повела взглядом по кухне.

– Но здесь все традиционно…

– А я еще и конформист, – добавил я. – Умеренный, правда. Но, конечно, и умеренность уже достала.

– Умеренность больше свойственна нам, – ответила она с той же мягкой улыбкой, – женщинам.

Я все время старался пить бесшумно, но не получается: перед собой не стесняешься, а Лариска – не женщина, а приятель. Вскочил, включил музыку, пусть заглушает. Габриэлла тоже чуть оживилась, мы допили быстрее, неловкость все же витает в воздухе, я взялся споласкивать чашки, Габриэлла в комнате прошлась вдоль полок с книгами.

– Не густо…

Я сказал торопливо:

– Раньше было много!

– Все продали?

– Оставил.

– При разводе?

Я помотал головой.

– Бабушка передала мне домик в Подмосковье. Я его продал и купил эту квартирку. Здесь все наконец-то так, как хотелось мне и раньше. У меня хорошая мама, такой же классный младший братан… Библиотеку оставил ему. Он пока еще у матери.

– Бедненький, – пожалела она, – теперь ему придется идти в приймаки?

– Он не проиграет.

– Почему?

– У меня красивый брат, – сказал я. – Выше меня ростом, в плечах шире, красавец. За ним еще со школы все девчонки бегали.

– Ого!

– Правда-правда, – заверил я. – Так что найти себе невесту с виллой и собственным самолетом… для него особой проблемой не будет.

– В самом деле? – спросила она, хитро прищурившись. – Как бы хоть одним глазком на такого идеального мужчину…

Я подумал, признался:

– Нет, брата не покажу. Что-то чувствую в себе древнее собственническое. Прямо зверячье!

– Я вроде бы еще не чья-то собственность, – сообщила она мило, но настороженно.

– И вряд ли ею когда-либо будете, – согласился я с наигранной, как полагал, печалью, а потом понял, что не играю. – Книг у меня мало, вы правы. Покупаю только те, что не попадают в Инет. Все-таки в Сети больше для ширпотреба…

Она нахмурилась, кончики пальцев легко пробежали по корешкам. Я озабоченно следил за ее взглядом. Я понимаю, что вот здесь должны стоять стопки стихов, а вот на этой полке – большеформатные альбомы с рисунками Дега, Рембрандта, Тициана, Пикассо, а также французских импрессионистов. Без них любая библиотека считается неполноценной, это как ярлычок принадлежности к определенному кругу, но говно в проруби ни к какому кругу не принадлежит, а просто болтается само по себе.