Нога судьбы, пешки и собачонка Марсельеза - читать онлайн книгу. Автор: Александра Николаенко cтр.№ 31

Никанор, сидевший к приближавшемуся спиной, так что никак не мог видеть его, тоже помянул издателя.

Тем временем Вениамин Александрович все приближался и приближался…

Наконец, окончательно приблизившись, главред, показав Виктор Петровичу указательным пальцем „тсс!“, подмигнул и, неуловимым скачком перемахнув скамейку, оказался спиной к Никанору Ивановичу.

Спецкор посмотрел в удалявшуюся спину. Помянуто было немало, денек выдался жаркий, а на бульварах нашего города случается увидать и не такое, однако же Никанор Иванович вздрогнул, утер пот рукавом и еще раз поминать издателя не решился.

– А дрянь водка-то! – сказал Виктор Петрович.

– И мерещится всякая дрянь… – согласился Никанор.

На этих словах бывший владелец контрольного пакета не выдержал и, обернувшись, погрозил сотрудникам кулаком.

Сотрудники вжались в спинку скамейки.

– Ты его видишь? – спросил Никанор.

– А ты? – спросил Виктор Петрович.

– Вижу… – пролепетал Никанор.

– И я… – пролепетал Рюмочка.

После чего оба недоверчиво посмотрели на бутылку, проверили этикетку, протерли глаза и помянули издателя по новой.

Издатель не исчез.

Издатель не исчез, зато сотрудники сразу взбодрились и посмотрели на бывреда более уверенно.

– Витя, надо его поймать и отвести куда следует, – предложил Никанор Иванович.

– Уйдет… – помотал головой Виктор Петрович.

– Нужно хотя-бы попытаться. Газета не простит нам бездействия.

Литературные работники привстали. Ноги плохо держали обоих. Постояли, качаясь. Пора было садиться обратно.

Или действовать более решительно и внезапно. Сенсация сама шла в руки. Более того, сенсация, подумав, сделала несколько шагов в сторону сотрудников.

Виктор Петрович осел. Никанор Иванович широко распахнул руки и в этом приветственном жесте направился, шатаясь, в сторону Вениамина Александровича.

Шаг, еще шаг. Еще один. Так иной раз дети на тротуарах ловят голубей… Еще шаг. Отвлекающий пас ногой в сторону. Концентрация. И храбрый спецкор прыгнул. И распростерся лицом в прошлодневной непросохшей луже.

Увидав неудачу товарища, Виктор Петрович расстроился, хотел еще раз привстать, но сумел только застонать и зажмуриться.

Более, вплоть до 18:00 по московскому времени, подающий надежды автор не подавал признаков, совместимых с жизнью.

С треском разлетались потревоженные голуби. Тявкали собачонки, рвались с поводов крупные собачины. Сидельцы соседних лавочек, дети на качелях и горках, их матери, няни и бдительные бабули провожали недоуменными взглядами идущего по следу издателя спецкора. Идущий по следу Никанор Иванович то и дело совершал телом замысловатые кульбиты, разворачивался, хватался руками за воздух и бежал вниз по бульвару. Потом бежал вверх.

Позже видели спецкора на улице Героев. Никанор Иванович сидел в засаде в теремке детской площадки двора дома № 13-бис.

Так-то вот. Никогда не гоняйтесь за привидениями! Даже хорошо знакомыми. Мало ли что у них на уме?

А на уме у Вениамина Александровича ровным счетом ничего не было. Это было самое обыкновенное привидение из тех, что являются людям от нечего делать и исчезают так же бесцельно.

Являются „так“, а завести могут неизвестно куда…» – написал Антон Павлович и, удовлетворенно откинувшись в кресле, благодушно захихикал.

«Хи-хи-хи»! – благодушно захихикал Антон Павлович.

«Мама!» – завопил Никанор Иванович и широко распахнул глаза…

Свернувшись аккуратным горбиком, накрытый пледом на коврике у дивана спецкора мирно сопел на возвращенной рукописи «Последней Надежды» Виктор Петрович Рюмочка.

В комнате спецкора стоял мутный никотиновый дым. Мутный дым стоял и в голове Сашика.

Пустая банка от шпрот была доверху наполнена окурками. Выпить было нечего.

Спецкор выставил ноги вниз, с облегчением коснулся ступнями липкого пола, опираясь о стенку, сделал пару неверных шагов, еще один…

И комната внезапно издала такой душераздирающий, такой нечеловеческий крик, что Никанор Иванович, не оглядываясь и не разбирая дороги, сломя голову ринулся в ванную комнату.

И еще долго вслед спецкору раздавались проклятия и стоны.

Это внезапно проснулся подающий большие литературные надежды Виктор Петрович Рюмочка. Которому Никанор случайно отдавил правую и левую руку-ногу.

И вновь вместе с Никанором Ивановичем и Виктором Петровичем проснулся наш умытый дождем и асфальтополивочным транспортом весенний цветущий город.

Проспект Комсомольский тупик пополз в направлении «Юго-Западной». Лимонное солнышко позолотило кленовые тени бульваров. Заглянуло в щель между гардинами на последнем этаже дома № 13-бис, где как обычно творил неизвестно что Антон Павлович. Увидало стоящее на стеллаже балкона Феклисты Шаломановны натуральное воронье чучело. Спряталось от чучела в облако, но скоро выскользнуло из-за него опять и наконец запрыгало золотыми зайчиками по колодцу двора дома № 13-бис по улице Героев.

Осиротевшие сотрудники «Центральной слави» Никанор Иванович Сашик и Виктор Петрович Рюмочка, мучимые жаждой и головной болью, преследуемые галлюцинациями и терзаемые голодом, вышли из подъезда дома № 13-бис и куда-то пошли.

Время близилось к обеду, когда Артур Обрамович Головяшкин, диспетчер жилищно-коммунальной конторы по улице Героев, дом 18, дочитал двенадцатую жалобу, смял ее и небрежным жестом косматой ладони отправил в мусорную корзину.

Избавившись от жалобы, Артур Обрамович грустно вздохнул, поставил чайник и, развернув на письменном столе бутерброд с колбасой, печально посмотрел поверх колбасы в окно.

Приемную жилконторы наполнял тоскливый гул радиоволны «Маяк». Из предусмотрительно снятой диспетчером телефонной трубки, раскачивающейся на проводе, доносились едва слышные занятые гудки.

В левом углу ЖКК агонизировал дряхлый холодильник «Юность». Длинное полуподвальное помещение жилищной конторы было погружено в вечные прохладные сумерки. Единственное окно конторы, выводившее взгляд на пожарную лестницу, было заметено липовой пылью и мухами. С той стороны окна детским пальцем был старательно нарисован заяц.

Головяшкин достал из непочатой стопки следующую жалобу и, старательно расстелив ее на столе, водрузил поверх большую синюю чашку.

Прихлебывая сладкий чай и с аппетитом надкусывая колбасу, Артур Обрамович Головяшкин заскользил мутными зрачками по строчкам жалобы. Жалоба гласила: