«Животы» в переводе на современный язык означает «имущество». Сиречь – судей, уличенных во взяточничестве, надлежит казнить, а их имущество раздавать неверно осужденным.
Вот она – средневековая жестокость во всей ее красе!
В случае исков или жалоб на царских чиновников они, как и другие ответчики, должны явиться на суд в Москву или присылать за себя поверенных. А «который наместник на срок к суду не явится и поверенного не пришлет, того тою явкою и обвинить по иску или жалобе истца».
Если же простолюдинам не нравится местное руководство, то «И будет посадские люди и волостные крестьяне похотят выборных своих судей переменити, и посадским людям и волостным крестьянам всем выбирати лучших людей, кому их судити и управа меж ими чинити».
Единственное ограничение налагалось на выборы губных старост, занимающихся «разбойными делами» (тогдашняя полиция) – их надлежало выбирать из людей служивых.
А в остальном: «Велели мы во всех городах и в станах и в волостях учинить старост излюбленных, кому меж крестьян управу чинить и наместничьи и волостелины и праветчиковы доходы собирать… которых себе крестьяне меж себя излюбят и выберут всею землею… и разсудити бы их умели в правду безпосульно и безволокитно».
Все крестьяне этим судебником признаются свободными людьми, сидящими или на своих землях (своеземцы), или на общинных, или на владельческих (это про крепостных). И если крепостные крестьяне желают переехать от своего хозяина, то им надлежит заплатить «пожилое и провоз» (арендную плату за землю) не в тех размерах, сколько захочет князь или боярин, а: «дворы пожилые платят в полех за двор рубль два алтына, а в лесах, где десять верст до хоромного (строевого) леса, за двор полтина да два алтына… а за повоз имати с двора по два алтына; а опричь того на нем пошлин нет».
Вот и все «крепостное рабство».
В мае 1551 года в Москве состоялся церковный Стоглавый собор. Его первое же постановление – о всеобщем образовании.
«Тем же протопопом, и старейшим священником, и со всеми священники и дияконы кийждо во своем городе, по благословению своего Святительства, избирати доблих и духовных священников и дияконов и дияков же, наученых и благочестивых… И у тех священников и дияконов учинити в домех училища, чтобы священники и дияконы, и вси православные Християне в коемждо (каждом) граде, предавали им своих детей, в научение грамоте, и на научение книжнаго писания… и чтоб священники и дияконы и дьяки и выбранныя, учили своих учеников страху Божию и грамоте». (гл. 26)
Таким образом, вскоре после восшествия на престол Ивана IV низшее сословие православной Руси внезапно обнаружило, что оно имеет:
– право на всеобщее образование,
– право выбирать представителей в любые органы власти и быть в оные органы власти избранным,
– право на прямое выборное представительство при царском престоле,
– личную свободу от произвола монастырей и князей с боярами,
– юридическое равенство перед законом с любыми, даже самыми знатными, князьями.
Фактически Иван IV создал государство «самодержавной демократии», в котором власть народа и его свобода защищались авторитетом и военной силой государя. Нет ничего удивительного, что на подобные преобразования народные массы ответили любовью и беззаветной преданностью. За все время правления Ивана Грозного неизвестно ни об одном восстании или просто волнении, направленном против царя, а во время печально знаменитого «новгородского погрома» новгородцы активно и яростно поддержали вовсе не своих бояр, а московского государя. Поддержали настолько искренне, что пораженный их любовью и преданностью Иван IV через год после «новгородского погрома» перенес свою столицу в Новгород, построив на «Ярославом дворище» царские хоромы площадью в 14 га (!). Сразу видно – самодержец решил обосноваться в Новгороде навсегда.
Дворец Ивана Грозного, в котором происходили многие из событий настоящего романа, стоял напротив новгородской крепости, на другом берегу Волхова. Сейчас на его месте разбит парк.
Именно новгородцы в тяжелые для России годы войны с Османской империей в 1571–1572 годах, когда все силы русской армии находились на южном порубежье, а сам государь со своей дворней воевал в Ливонии, обеспечивали безопасность царской казны и царской семьи, оставленных на их попечение. Новгород доверия Ивана IV не обманул – за что ему низкий поклон.
Разумеется, реформы Ивана Грозного вызвали среди знати возмущение и привели к попыткам свергнуть неугодного государя. Ведь совсем рядом, в просвещенной Европе, любой землевладелец обладал абсолютной властью над своими крестьянами, мог их казнить и миловать, купить, продать, изувечить, лишить имущества, забрать их жен или дочерей. В общем, был равен богу в своих владениях и мог требовать уважения, постов и денег от своего сюзерена в обмен на оговоренную службу. А тут вдруг…
Как возмущается боярин Тетерин в письме боярину М. Я. Морозову: «…есть у великого князя новые верники – дьяки… у которых отцы вашим отцам в холопстве не пригожалися, а ныне не только землею владеют, но и вашими головами торгуют».
«Простолюдинов он делает большей частью по собственной воле (в чем ему никто не прекословит) дворянами, воеводами и чиновниками, избирает их не от шляхетского роду, ни от благородства, но паче от поповичей или от простого всенародства, а от ненавидячи творит вельмож своих» (А. Гваньини).
Массовая поддержка населения и открывшиеся «социальные лифты», возносящие к руководящим должностям не родовитых, а талантливых людей, радикально изменили государство, придав ему новое дыхание. Получив от семибоярщины маленькую Русь, зажатую между Окой и верхней Волгой, Иван Грозный оставил после себя Великую Россию практически в современных границах, самую мощную и передовую державу своего времени; он многократно увеличил размеры своей державы, удвоил число городов и крепостей, до краев наполнил казну, не проиграл в своей жизни ни одной войны и создал мощнейшую на континенте армию. После его смерти на протяжении четверти века, до самого Смутного времени, никто уже не рисковал тревожить русских границ, казны хватило на строительство еще двух десятков городов в нижнем Поволжье и Сибири, а некоторые из его указов (например, на монополию внешней торговли пушниной) были отменены только Борисом Ельциным.
А ведь задуматься: не влюбись юный Иван IV в юную Анастасию, не женись на ней вопреки всему миру – и не было бы обструкции бояр царскому престолу, и не было бы нужды у государя в столь кардинальных реформах государства, и не обрела бы Русь державной мощи. Оставалась бы она по сей день жалким карликовым государством вроде Польши или Молдавии – если бы вообще смогла выжить в жестоких военных и политических штормах нескольких веков.
В общем, как утверждал Евгений Шварц: «Влюбляться – полезно».
Свою любовь Иван и Анастасия смогли сохранить на протяжении всех тринадцати лет столь же крепкой и искренней, как после первой встречи. Как пишет Карамзин: «Тринадцать лет он наслаждался полным счастием семейственным, основанным на любви к супруге нежной и добродетельной».