– Могло, кстати, и повезти… – кивнул в сторону обоза с пушниной Дмитрий, но приказчик пропустил его слова мимо ушей:
– Нурманы! Коли они здесь, стало быть, лодка должна быть неподалеку, – закрутил головой мужик. – Не пешком же они пришли? – Он бросил дрын, поднял с земли меч. Взвесил в руке, скривился, кинул и снова подобрал слегу. – Поищем, боярин?
Годунов критически осмотрел добытый в бою клинок. Короткий и тяжелый, с темными пятнами от счищенной ржавчины, с истертой кромкой, он походил на своих покойных владельцев: такой же грязный, нехорошо припахивающий, изношенный. Но в общем, для боя еще годящийся. Паренек рубанул им воздух и кивнул:
– Пошли! – и первым двинулся вдоль прибрежных зарослей.
Искать долго не пришлось – уже через полчаса Дмитрий почувствовал запах дыма. Он оглянулся на приказчика, вскинул к губам палец, дальше стал пробираться осторожнее, бесшумно раздвигая ветки кустарника, и вскоре выбрел на край небольшого пляжа. На берегу лежал полувытащенный струг, темный от старости, примерно пятнадцати шагов в длину, в нескольких шагах дальше на песке горел огонь. Двое засаленных чужаков колдовали у котелка, еще один ковырялся в лодке.
– Трое… – прошептал Годунов, в задумчивости почесал нос, а потом тихонько потряс растущую рядом березку. С нее с нежным шелестом посыпалась вниз желтая листва.
На странное движение обратил внимание нурман в лодке. Перевалился через борт и замер, широко расставив ноги.
Паренек толкнул березку еще раз.
Чужак что-то громко сказал, обнажил меч, пошел разбираться.
Дмитрий опять почесал нос, прикидывая шансы, размотал ремень кистеня, перебросил меч в левую руку, взял грузик в кулак. И когда нурман приблизился на три шага, с громким криком метнулся вперед, вскидывая меч над головой. Грабитель, естественно, поднял свой клинок, парируя выпад – и прозевал взмах другой руки.
Удар гасила в висок – и мертвое уже тело по инерции прошагало в кусты, с треском повалившись в ивняк.
Оставшиеся разбойники злобно взревели, с места кинулись в атаку – причем оба оказались с топориками.
– А-а-а! – прыгнувший вперед Колыван взмахнул дрыном.
Нурманы пригнулись – Годунов тут же дотянулся кистенем до макушки одного, ткнул клинком другого. Но бить левой оказалось несподручно – промазал. Уцелевший разбойник отскочил, попытался прорубить голову мужику, снова заносящему слегу. Но Дмитрий взмахнул кистенем, и ремень захлестнул топорище. Оружие опустилось мимо – а удар тяжелой деревяхой пришелся разбойнику по ребрам. Нурман отлетел к пареньку, и Годунов резким тычком насадил его на меч.
Приказчик быстро потрусил к стругу, заглянул внутрь, обернулся:
– Больше никого! – и расплылся в широкой желтозубой ухмылке: – Боярин, мы вдвоем шестерых завалили!
– Шестерых… – Младший из рода Годуновых с облегчением отер запястьем лоб, и его вдруг пробила испарина, мелкая дрожь…
Это было его первое убийство. Пусть не людей, пусть разбойников, душегубов. Но – первое.
И тут совсем не к месту паренек вспомнил кареглазую пигалицу с ладьи. Увидела бы она его сейчас! Враз бы поняла, что ее Тришка Дмитрию Годунову – на один зубок! Хлопнул бы холопа кистенем в лоб, и за борт! Интересно, что бы она тогда запела?
Паренек представил себе искаженное в ужасе остроносое лицо, отвисший подбородок – и невольно рассмеялся. Дрожь отпустила.
Колыван же тем временем придирчиво осматривал лодку:
– Припасов никаких, добра добытого у них тоже нет, парус гнилой… Все дрянь! Мечи древние, разве на перековку кузнец возьмет, кольчуги ржавые, шлемы тоже токмо под молот… Рублей пять самое большее взять можно. Да за струг, может статься, удастся десять рублей выпросить. Надо по карманам пошарить, может, хоть в них что найдется?
Годунов не стал мешать хозяйственному мужику разбираться с добычей – подошел к костру, принюхался к котелку:
– Колыван, уха! Вроде поспела уже.
– Так снимай, боярин. Сейчас поснедаем. Не пропадать же добру, раз сварено?
Закончив обыск, приказчик сел за котелком напротив паренька, показал ему свисающие с пальцев какие-то побрякушки и цепочки, кинул в сумку, достал из чехла ложку, помешал варево:
– Я так мыслю, мне надобно лодку в Онегу гнать. Перед ходом семги лодки в цене, у нерадивых хозяев свои в нужный день вечно течь начинают. Отсель, из озера, река в море впадает, так что кружным путем придется. Железо добытое и посудину я там продам и берегом вернусь. Ты же обоз домой отведи. Управишься?
– Доберусь как-нибудь, тут недалеко.
– Вот и славно! – размашисто перекрестился приказчик. – Славный сегодня день! Живы остались, да еще и с прибытком! А я, грешным делом, уже с животом распрощался. Мыслил, зарежут сейчас нурманы, и все… Поклон тебе, боярин! Я теперича пред тобою в долгу.
Вдвоем они оттащили тела душегубов от озера в чащу – дабы воду гнилью не испортили, сходили к обозу, где приказчик обшарил тамошних убиенных, взял с возка кафтан, несколько ломтей вяленого мяса, обнял паренька:
– Ну, с богом! – и потрусил к озеру.
Оставшись один, Дмитрий привязал вожжи задней лошади к третьей телеге, третьей лошади – ко второй, второй – к первой, первую взял под уздцы:
– Н-но, поехали!
И пошло мучение… Идущие одна за другой лошади легко тянули возки по ровной и широкой дороге, но при любом изгибе тропы – скатывались в заросли, врезались телегами в близко стоящие сосны, разбредались в стороны, не желая поворачивать. Дмитрию приходилось раз за разом бегать вперед-назад, поправлять, подворачивать, выравнивать обоз, трогаться снова – а спустя сотню-другую саженей снова останавливаться, выравнивать, поправлять, уговаривать кобыл вести себя умнее…
В итоге путь к подворью приказчика вместо двух дней занял целую неделю. Колыван успел обернуться быстрее и, облегченно крестясь, встретил Дмитрия в воротах:
– Ну, слава богу, боярин, живой! А я уж, грешным делом, подумал, что не всех мы нехристей побили… Проходи, отдыхай! У супруги аккурат банька протоплена, вода натаскана. Мыслила, для меня пригодится. Ан выходит, нам на двоих!
Баня у приказчика оказалась дорогая – в нее был вмурован десятиведерный медный чан для воды! За такой на торгу никак не меньше трех рублей просят, как за сруб-пятистенок. Понятно, что и все остальное было сделано под стать – добротно, просторно, чисто; в предбаннике – прочный струганый стол, широкие лавки и кошма на полу и стенах. Не каждый боярин такой хорошей баней похвастаться способен, государя попарить не стыдно.
Первым делом мужчины, понятно, на полок забрались – прогреться. Когда от жары со всех пор полезли капельки пота – они окатились, избавляясь от первой, поверхностной грязи, перешли в предбанник, за накрытый стол. Все как обычно – семга копченая и соленая, блюдо жареных пескарей, заячья тушка в лотке, под сметанной заливкой. Разве токмо ради отдыха цельный кувшин хмельного меда хозяйка мужикам выставила.