Маньяки – о, маньяки мои лучшие друзья. Я желаю им долгих лет жизни, отменного здоровья и очень, очень много удачных охот. Я воображаю для них самых тупых и неповоротливых полицейских, безруких криминалистов и следователей с толченым кирпичом вместо мозгов. Когда они думают, пытаясь вычислить моих драгоценных маньяков, у них из ушей сыплется оранжевая крошка.
Террористы. Я обожаю террористов. Пусть они будут умны, изворотливы и находчивы. Да, и еще хладнокровны. И никогда не знают сомнений. Чувство собственной правоты и решимость – вот что я ценю в террористах больше всего. А еще – безнаказанность. Я желаю им безнаказанности, истово, от всего сердца, пока не кончится утренний кофе в большой красной чашке.
После завтрака я всегда иду мыться, потому что после всех этих усилий делаюсь мокрый, как мышь под метлой. Но, пока моюсь, тоже не бездельничаю: желаю всему дому отключения горячей воды, эдак на неделю. А еще лучше – всему кварталу. На месяц. И отопление чтобы отключили тоже. И крыша чтобы протекла.
Кстати, о крыше. По ней должен барабанить дождь. О, как я хочу дождя. Я стою под тугими струями душа и думаю о ливне. О низких сизых тучах. О восхитительно мерзкой погоде на всю неделю.
Разумеется, когда я выхожу из дому, снаружи – чрезвычайно погожий денек. Чтоб тебя, думаю я, но уже скорее по привычке.
Сегодня у меня выходной, нужно потратить его с пользой. Поэтому я иду пешком, сначала по нашей улице, потом по соседней, к набережной, все ближе и ближе к центру.
Всем, всем достанется, кого я ни встречу. Вот эта мерзкая старушенция сейчас попадет под машину, прямо на перекрестке. Девушка, я так и вижу, как у вас ломается каблук и весь день летит из-за этого насмарку, а вы же шли на собеседование, вы так хотели получить эту должность, не получите, ни за что! Эй, парочка влюбленных, он начнет тебе изменять уже через неделю, а тебя ждет бесплодие. И – да, обязательно, рак груди.
Фокус в том, чтобы найти хотя бы небольшой изъян в каждом встречном – и вызвать у себя самые истовые ненависть, досаду, раздражение, зависть. Это очень легко. Куда легче, чем, скажем, искренне желать здоровья и долголетия. Так что с прохожими я управляюсь легко и просто.
А вот искренне желать удачи и здоровья маньякам мне пришлось учиться, и довольно долго. И до сих пор не всегда получается сразу. Но у меня есть проверенное средство: лента фейсбука. Пролистаешь с утра пару экранов – и все, готово дело.
Официальные новости – вещь ненадежная. Люди куда лучше демонстрируют себя, когда пишут сами. Всю свою тупость, косность, жадность. Люди совершенно не умеют молчать о себе. Выворачивают всю подноготную, и как же она неприглядна, доложу я вам. И как же легко возненавидеть все человечество в целом и пожелать ему немедленно какой-нибудь особенно забористой пандемии, разлома Йелоустоунского парка, выброса радиоактивных осадков и вообще конца этого самого кошмарного из всех миров. Желательно в корчах.
Я хорошо помню, как это началось. С малости, как обычно. С панического страха перед соседом: напившись, он ломился во все двери нашей маленькой коммунальной квартиры, угрожал, сыпал ругательствами. Какие муки я изобретал для него. Какие напасти. Бабушка била меня по губам, если замечала, как я бормочу себе под нос. На нее я, кстати, тоже очень злился, воображал ей жуткие болезни, хулиганов, отнимающих пенсию и мое пособие, взорвавшуюся газовую колонку и скользкий пол в ванной. Бабушка дожила до девяноста и умерла во сне. К этому времени мы с ней остались в квартире одни: нашим соседям откуда-то из невероятных складок мироздания и бюрократической машины выпало отдельное жилье, бабушка переехала в две их комнаты, а ее маленькая досталась мне. Я успел вымахать в студента второго курса, заучку и неудачника на всех фронтах. К той весне, когда я похоронил единственного родного человека и стал обладателем совершенно ненужной мне квартиры, мое сердце уже побывало разбитым трижды. Как раз накануне смерти бабушки третья моя большая любовь выскочила замуж за кого угодно, только не за меня. Помню, я еще сдал тогда весеннюю сессию на тотальное «отлично» – и не мог понять, каким же образом это получилось, ведь на учебу у меня вообще тогда не было времени. Но это уже так, детали.
Словом, я тогда заварил себе чаю, взял большой лист бумаги и расписал всю свою жизнь, в колонку справа – воображаемую, в колонку слева – реальную. И сравнил. И сделал выводы.
С тех пор и пошло.
На самом деле я, конечно, трус и слабак. Мечтатель. Настоящего честолюбия – ни на грош, но в моем случае это, скорее, к лучшему, чем наоборот. Но силы воли – тоже кот наплакал. Нормальный человек, не тряпка, на моем месте нашел бы себе какой-нибудь монастырь в тибетских горах, просидел бы десять лет в медитации и научился бы ничего не хотеть. Но я не могу. На самом деле я люблю людей, люблю животных и хочу, чтобы любили меня. Ничего не могу с этим поделать. Мечтать, как говорится, не вредно. Угораздило же меня уродиться с повышенной эмоциональностью. Буддист из меня никудышный. Вот завистник и мизантроп – это да. Эту волну я могу поймать запросто. Вот и ловлю. Что-то – лучше, чем ничего.
Отработав день, я возвращаюсь домой и позволяю себе напиться. Выходной у меня или где. Не в хлам, конечно, вот еще. Только чтобы немного кружилась голова и мысли накатывали, как прибой на крупную гальку – одна волна за другой. Вот я лечу, как птица, над зелеными островами. Вот поднимаю бурю, злобную, со смерчем и ураганом, черная воронка идет по городам и весям, а я только смеюсь, упиваясь собственным могуществом. А вот – самое любимое: мне дают Нобелевскую премию Мира, за ежедневный огромный вклад в то, что этот самый мир все еще относительно здоров и благополучен, и все, буквально все здравомыслящие люди осознают, как ужасна была бы их жизнь, если бы не я и мой удивительный дар. Правда, для такого полета фантазии мне нужно действительно хорошо напиться. Обычно я просто мечтаю, что умею летать, что у меня маленький белый домик где-нибудь на островах, любящая семья и большая собака, золотистый ретривер.
Это абсолютно безопасно, я хорошо это знаю, и могу позволить себе понежиться в таких картинках, почему бы и нет. Я же сказал, я трус и слабак. Давным-давно мог бы взять себя в руки и отправиться на поклон к настоящему мастеру в оранжевой хламиде или как там одеваются истинные гуру.
Но беда в том, что я этого все-таки хочу. Не могу не хотеть. Не могу не мечтать о том, как меня оставляет зависть, раздражение, как мои мысли становятся ровными и гладкими, как озерная вода на закате. Да и от фантазий своих мне тоже очень трудно отказаться, если уж на то пошло.
Ладно, думаю я, засыпая. По крайней мере, я стараюсь приносить пользу. Хоть какую-то пользу этому поганому человечеству, чтоб ему провалиться в тартарары.
Все мои желания всегда сбываются, только наизнанку. Хорошо хоть денег я никогда не хотел по-настоящему. А то бы совсем пропал.
Александр Шуйский
Белая дорога
Коллекционировал темноту, вот что он делал.
Не сколько себя помнил, нет, гораздо меньше. Ему было уже лет шесть, когда после тяжелейшей ангины он вдруг начал бояться темноты. Никогда раньше не боялся, а теперь вдруг начал. Родители не стали настаивать и купили ему маленький ночник – лампочку, которая втыкалась прямо в розетку, плафон темно-синего стекла с прорезными звездами и лунами. Ночник мягко светился синим и желтым, с ним можно было не бояться темноты и спокойно спать по ночам, и так оно и было до тех пор, пока из интерната для математически одаренных детей не приехал на лето старший брат.