– Кот, я видел в сенях ножницы и отвертку. Принеси, пожалуйста.
Я выполнил просьбу. Квинт плотнее закрыл дверь в комнату, засучил рукава и принялся за работу. Гуня продержался несколько минут.
– Его хотели снова использовать, – сквозь слезы прокричал он, – хотели инсценировать бегство за границу!
– Зачем?
– Чтобы не трогали лагерь!
Идиотизм, подумал я. Гесер и так плевать хотел на вашу затею с лагерем.
– Зачем вам этот лагерь? Что вы там делали с детьми?
– Откуда мне знать? – огрызнулся парнишка. – Я вообще там не был никогда.
Квинт принялся медленно поворачивать по часовой стрелке отвертку, перетянутую за спиной у пленника веревочными петлями:
– Ответь на простой вопрос, Гуня. Зачем туда свозят потенциальных Иных?
Темный взвыл:
– Их готовят! Готовят к будущей роли!
Я отвернулся. Каким бы Гуня ни был гадом, мне стало его жаль. Почему-то вспомнилось вчерашнее обсуждение вопросов морали за поеданием шаурмы и бутербродов.
– Твоя жизнь, – продолжал наш командир, – сейчас зависит от ответа на вопрос. Что Гантрам планирует показать на «Вальпургиевой ночи»? Ради чего вся эта муть поднялась?
Гунины водянистые глазки, казалось, сейчас вывалятся из орбит.
– Ничего… обычный праздник Тьмы…
– Как же ты мне надоел…
Квинт взял со стола шестизарядный револьвер Нелли, выковырял из него половину патронов, крутанул барабан.
– Ну что, не вспомнил, Гуня? – Он показал парню оружие. – Тогда поиграем в рулетку. После каждого неправильного ответа у тебя будет один шанс из двух.
Я отошел дальше к дверям, предчувствуя кровавый дождь. Но Квинт незаметно от Темного вытряхнул из барабана и остальные патроны, затем приставил ствол к его виску.
– Что Завулон поручил Гантраму для «Вальпургиевой ночи»? – спросил он.
– Я не знаю, черт подери, не знаю, ну как вам еще объяс…
Револьвер сухо щелкнул у его виска, и Гуня завопил, широко раскрыв рот.
– Еще одна попытка. Что ваша банда собирается делать во время шоу?
Парень уже открыто рыдал:
– Почему, ну почему? Я же вывалил тебе все, что мне известно, ублюдок! Я ответил на все вопросы!
Сухой металлический щелчок. Новый вопль.
– Я буду спрашивать, пока ты не ответишь. Итак, что вы задумали?
Парнишка, пунцовый от натуги, лежал лицом вниз на стуле и плакал, как ребенок. Мне стало противно. Нет, я понимал – на войне все средства хороши… но на душе было гадко. Не так я себе представлял работу в Светлом Дозоре.
Еще один сухой щелчок.
– Везет тебе, Гуня, – продолжал Квинт, – три раза мимо. Чувствую, следующий раз будет последним.
Гуня уже ничего не мог сказать. Он только тихонько скулил, пуская слюну.
Квинт крутнул барабан.
– Так что вы задумали, придурок?
Ствол револьвера уперся в ухо парня.
– Сет убьет меня, – на грани слышимости пролепетал Гуня, – пожалуйста, не надо…
– Сет и так убьет тебя. Ты не выполнил его поручение. Не уследил за Евстратовым – он оставил нам знаки, и мы нашли вас. Даю тебе пять секунд и стреляю.
Гуня громко всхлипнул и пробормотал:
– Парень должен… убить себя…
Я похолодел до кончиков пальцев.
– Где убить? На шоу?
Темный кивнул, рыдая:
– Сет привел его… он хочет сам убить себя, из-за любви… но это ненадежно. Убьет палач.
– Палач – Темный?
– Нет… человек…
– Ритуальное убийство, – одними губами сказал мне Квинт.
Я лихорадочно размышлял. Для чего нужно на дурацком шоу убивать живого человека? В присутствии десятков тысяч людей?
– Массовая деморализация, – пробормотал я.
– Как зовут парня? Где его держат?
– Я не знаю, честно, – хлюпал Гуня, – я давно здесь… пожалуйста… я не хочу умирать.
Больше мы от него ничего не добились.
* * *
В Арзамасе было уже темно, когда мы на такси подкатили к дому Евстратова и поднялись всей компанией в его квартиру.
Пока Ольга Петровна и Федор Иванович со слезами на глазах обнимали друг друга, Квинт без лишних разговоров направился в дальнюю комнату, где стоял телефон. Мы последовали за ним – и Нелли, войдя последней, аккуратно прикрыла дверь в коридор.
– Я слушаю, – прогудел в трубке знакомый голос, и мы трое неосознанно выпрямились, словно стояли в строю.
– Скиф, мы нашли Евстратова, – и Квинт в нескольких фразах изложил события последних суток.
– Давно не было таких хороших новостей, – непривычно тепло сказал шеф, – да вы у меня молодцы.
– Благодарить нужно Федора Ивановича. Он подсказал, где его искать.
– Массовая деморализация – что ж, звучит правдоподобно… Что-то подобное мы предполагали.
– Мы думали, что для этого задействуют вампира, – напомнила Нелли.
– Вампира тоже могут использовать. И тебе, Герда, нужно быть особенно осторожной. Он настроился на тебя той ночью. Ты для него как ненадкушенный бутерброд, вынутый изо рта.
– Нужно найти этого суицидника, – перебил я. – Если не будет ритуального убийства, все шоу пойдет насмарку.
– Возвращайтесь немедленно, – прошелестело в трубке, – будем думать, как его выкрасть.
– Что насчет палача? – спросил я.
– Палач – просто исполнитель. Темным понадобился человек для этого ритуала – сами убить они не могут. Вальпургиева ночь, конечно, их время, но даже она не является оправданием для столь грубого публичного нарушения Договора.
Я не мог поверить своим ушам:
– Не понимаю, Скиф… почему бы Гесеру не заявить протест? Все это уже вышло за любые разумные рамки.
– Нельзя ничего заявить. Завтра ночью они имеют право на шабаш. Формально они ничего не нарушают. Один человек сам решил умереть, второй – стать убийцей. Темные только свели их вместе.
– Но этим дело не ограничится, – сказал я.
– Поэтому мы должны помешать любой ценой.
Скиф помолчал минуту, затем позвал:
– Квинт?
– Я здесь, мой капитан.
– Оборотень, который сторожил Евстратова, мертв? Ты уверен?
– Да, Кот прикончил его.
– А второй Темный?
– Я оставил его в той же яме, где держали Евстратова. Связанным, лишенным Сил.