Стыд - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Строгальщиков cтр.№ 17

— Распорядитесь, пожалуйста, чтоб принесли мои вещи.

Как уже бывало сотни раз прежде, Лузгин внезапно озвучил решение, которое обдумать не успел и наполовину. Очень многое — и хорошее, и плохое — не случилось бы с ним никогда, не обитай в Лузгине некто другой, вдруг толкавший его изнутри, словно этот некто все уже продумал и вычислил, только времени не имел на объяснения.

— Не понял вас, — сказал Елагин.

— Я остаюсь.

— Исключено. — Старлей протянул ему левую руку, как маленькому, чтобы отвести в машину.

— Вы действительно не поняли, — сказал ему Лузгин. — Я остаюсь не с вами. Я иду в деревню. Будем считать, что моя командировка закончилась. Верните мне вещи, пожалуйста.

— Прекратите, это несерьезно. — Рука старлея все еще висела над дорогой. — Идемте, надо ехать, пора уже.

— Ну и хрен с вами, Алеша, — укоризненно сказал Лузгин.

Стуча ботинками по мокрому асфальту, он вздрогнул, когда старший лейтенант скомандовал ему остановиться. Лузгин развернулся на ходу и крикнул, пятясь:

— Что, стрелять будете? — Левая рука старлея под распахнутым бушлатом лежала на ремне у кобуры. Водитель Саша замер у машины, держа в разведенных ладонях пачку сигарет и зажигалку. «Ревизор», немая сцена, подумал Лузгин и споткнулся.

— Переоденьтесь.

— Что? — не понял Лузгин.

— Обмундирование верните. — Старший лейтенант, не глядя, махнул рукой в сторону машины. — Вещи сюда, бегом!

— Есть вещи! — крикнул Саша.

Все правильно, сказал себе Лузгин, на ходу расстегивая пуговицы бушлата. Форму следует вернуть, она — военное имущество, подлежащее учету, а он теперь лицо гражданское; какой же молодец Елагин: успел и об этом подумать. Он стянул бушлат и положил его на мокрый от дождя бетонный блок, туда же скинул кепку, теперь пришел черед ботинкам, но переобуваться стоя было неудобно, возраст не тот, чтобы скакать на одной ноге, он присел на бушлат — хрена с два я вам сяду на мокрое, — и принялся развязывать шнурки, положив одну ногу на колено другой, а старший лейтенант давил его молчанием, и Лузгин не выдержал, стал объясняться и сделал только хуже, потому что с каждым словом все яснее понимал, что он не прав, что он подставляет Елагина, и повтори сейчас старлей приказ — нет, просьбу — сесть в машину, он тут же сядет и уедет и еще извинится в придачу.

— Вот, — сказал водитель Саша, сваливая ворохом на блок лузгинские пожитки. — Носки, носки-то не снимайте! Я ваши-то выбросил, блин…

Лузгин оделся и обулся, закинул на плечо ремень от сумки.

— Карманы проверьте. — Елагин ткнул пальцем в бушлат, расплющенный лузгинским весом. И точно: он забыл в карманах курево и диктофон — как еще не раздавил своей задницей, оболтус…

— А документы? — спохватился Лузгин; хорошо хоть об этом вспомнил.

— А зачем вам документы? Сами сказали: командировка закончилась.

— Хотите, я расписку напишу?

— Расписку? — удивился старлей.

— Ну, что принял решение… что ответственность целиком и полностью на мне… Ну, чтобы вам…

— А толку-то? — сказал Елагин.

Все, хватит унижаться. Зачем вообще весь этот разговор? Он пожал руку водителю и сказал ему «спасибо», а Саша спросил, как он будет с пустой головой, и Лузгин отмахнулся: мол, если что, капюшон есть при куртке, — кивнул Елагину и пошел от них по дороге, задирая голову и щурясь, чтобы высмотреть Дякина, но тот уже скрылся в деревне. Половину суток проходил Лузгин в армейских ботинках и уже привык к ним, и сапоги теперь казались велики и шлепали по асфальту, слегка соскальзывая в шаге, зато бордовый пуховик был теплее и легче бушлата. Он набросил капюшон, затянул тесемки и сразу перестал слышать звук моторов позади, зато в ушах зашипело дыхание, будто Лузгин шел в скафандре.

Издали деревня казалась нетронутой, однородной, но уже на окраине среди крыш и заборов ему стали видны сгоревшие дома, и чем дальше он углублялся в деревню по рассекавшему ее плавным зигзагом шоссе, тем чаще ему бросались в глаза обгорелые развалины. Иногда он останавливался и крутил головой, а потом даже откинул опять капюшон для удобства, но так и не приметил ни одной живой души, чтобы спросить о доме Дякиных. Он вдруг сообразил, что деревня кончается, впереди только лента шоссе и справа заброшенный бетонный коровник без крыши, в черных пятнах дыр на серых грязных стенах. Он повернул назад и увидел трех человек, выходивших к нему из проулка.

Один был в телогрейке, двое — в куртках наподобие лузгинской. Давно и накрепко не бритые, в зимних шапках армейского образца без кокард, они шли к нему неспешно, но уверенно, глядя из-под шапок одинаковыми темными глазами. М-да, не любят здесь приезжих, со вздохом констатировал Лузгин, сворачивая им навстречу с предварительной улыбкой.

— Добрый день, — сказал Лузгин, сближаясь. — Не подскажете, как мне найти дом Дякиных? Дя-ки-ных, — повторил он по слогам для разборчивости.

— В сумке что? — спросил мужчина в телогрейке.

— Ничего, — растерялся Лузгин. — Так, вещи разные дорожные.

— Проверь, — приказал человек в телогрейке, и один в куртке снял сумку с лузгинского плеча, опустил ее на землю, присел на корточки, раскрыл «молнию» и быстро зашарил внутри привычными к этому делу руками.

— Куртку расстегни.

Мужик распрямился, охлопал Лузгина всего. Ну как в кино, усмехнулся Лузгин, той же улыбкой давая понять, что совсем не обижен осмотром.

— Ты кто? — спросил его мужчина в телогрейке.

— Да так, — сказал Лузгин, — вот к Дякину приехал.

— С ними? — кивнул мужчина в сторону невидимого с этой точки блокпоста.

— Да, с ними.

— Почему с ними? Ты кто?

— Корреспондент, — с нажимом произнес Лузгин.

— Документы есть?

— Только паспорт, — ответил Лузгин. — Да вам какое дело, собственно?

— Больше так не говори. — В лице и в голосе мужчины в телогрейке ничего не изменилось, но Лузгину от этих слов стало как-то не по себе.

— У них документы остались. Забрали.

— Почему?

— Не хотели, чтоб я сюда шел.

— А ты зачем сюда шел?

— Я к Дякину шел. Он мой друг, мы много лет не виделись. Вы знаете Дякина? Знаете, где он живет?

— Паспорт давай. — Мужчина в телогрейке говорил по-русски без акцента, и лицо у него было вполне обыкновенное, только худое и темное, но выговор был явно не местный, не сибирский, и Лузгин уже кровью чувствовал неродство свое с этими темными людьми. Он достал и протянул свой паспорт в обложке искусственной кожи, мужчина полистал его внимательно, потом снял обложку; Лузгин с изумлением увидел, как косо падает на землю глянцевый прямоугольник ооновской пресс-карточки. Совсем забыл, как вчера утром отвязывал шейный шнурок и прятал карточку туда, на всякий случай, под обложку.