Мера терпения со стороны гетмана Мазепы по отношению к запорожцам, казалось, переполнилась, и он решил употребить против них самые строгие средства. Июня 22-го дня 1703 года прибыл в посольскую походную канцелярию под город Шлотбург
[524] от гетмана Мазепы глуховский сотник Алексей Туранский и подал там несколько статей относительно того, как быть, если турки пожелают установить между Турцией и Россией границу, по какие места можно допустить такую границу и как искоренить «шатости» между запорожским войском.
Отвечая на эти запросы, царь Петр Алексеевич писал гетману, что границу нужно установить по общему соглашению и при этом смотреть главным образом за тем, чтобы малороссийскому краю не было утеснения, чтобы Каменный Затон не был стеснен той межой и чтобы при том размежевании не было татар, татарских мурз и беев, так как они, согласясь «вместе с плутами запорожцами, всячески тщатся развратити учиненный между государствами мир».
Для укрепления запорожских казаков в верности русскому престолу гетман предлагал от себя такие меры. Первее всего собрать надежных людей, то есть компанию сердюков, расставить их в известных местах по днепровскому побережью от Киева до самой Самары и приказать, чтобы они крепко стерегли за тем, дабы из городов не приходили в Сечь никакие ватаги с хлебными запасами: через тех ватажников прибавляются в Запорожье и войска и запасы, так как не из трости родятся люди в Запорожье, а от людей же на Украине. Затем для верности запорожцев нужно взять у них крепость Кодак и осадить ее государевыми людьми, и если нельзя будет того сделать лаской, то нужно сделать оружием, потому что источником всего зла на Запорожье служит именно крепость Кодак. Ласку гетман понимает так, что станет посылать по прежнему обыкновению в крепость Кодак хлебный запас из нескольких бочек на нарочных подводах и с теми подводами будет отправлять сердюков «с тайным ружьем». Когда таким образом сердюки войдут в городок, то они сперва могут действовать на кодачан «ласковым приемом»; в случае же сопротивления могут бросить несколько бомб для усмирения их. А усмирить кодачан непременно надо, потому что еще не так давно, когда из Орельского городка вышло 40 человек малороссиян на своевольство и когда сотник орельский начал было заворачивать их назад, то кодачане, выйдя из своего городка, убили под сотником коня, ранили сотника, есаула и чуть не разграбили бывших с сотником казаков
[525].
Для той же верности запорожцев русскому престолу гетман Мазепа находил нужным взять у них речку Самару. «О Самаре гетман доносит, что запорожцы, напрасно о том вспоминая, непристойно присвояют ее, потому что на то они не имеют никакого права, к ним послана была лишь указная грамота великого государя во время построения города с увещанием, чтобы они не делали никаких шалостей. Привилейной же государевой грамоты они вовсе не имеют и первая грамота, писанная к ним, сделана по отписке Неплюева, но он, покойный, в воинских случаях был сомнительный человек. А что до того, будто бы они выпросили себе привилейную грамоту у польского короля, то король дал им то, чего сам не имел. Та речка Самара взята гетманом Хмельницким, находилась в гетманском распоряжении и всякая добыча (от нея) – десятая лисица, рыбная ловля, степная добыча – шла на гетманов. Запорожцы же, взявши ее с пасекой при Брюховецком, и то только по урочище Бык, присвояют себе теперь всю степь и владеют ею. Если на ту Самару будет по монаршему соизволению пожалована грамота, то дать грамоту повелительную, но и то не на все владение по той причине, что татары еще мало слушают турок и только после того, когда турки окончательно приведут татар к повиновению, чтобы они не вздумали учинить краю (малороссийскому) какого-нибудь бедствия».
На такое представление гетмана последовала резолюция от государя: «В грамоте на владение речкой Самарой запорожцам отказать».
Относительно выдачи привилегий и жалованных грамот запорожскому войску гетман не должен иметь никаких сомнений: без его совета ни одно позволение, даже самое необходимое, не будет дано казакам. В особенности же теперь какая нужда давать им привилегии за преступления их! Для унятия же шатости между запорожскими казаками государь дозволяет гетману поступать с запорожцами по собственному усмотрению, «не прибегая, однако, к тяжким и знатным над ними насилованиям до прибытия его (государя) к Москве по самому первому пути». Но ввиду военного похода государь дозволяет гетману все пехотные полки, находящиеся в распоряжении у Ромодановского, поставить на зимние становища в ближних от Запорожья местах
[526].
Совершение всех злодеяний со стороны запорожских казаков гетман Мазепа приписывал влиянию на них кошевого атамана Гордиенка, которому искренне желал скорой погибели и о котором писал в Сечи одному из своих тайных агентов о том, «дабы его, проклятого пса, не стало». И старания гетмана увенчались успехом если не вполне, то наполовину: Константин Гордиенко хотя и не погиб от пули, но зато лишен был кошевья за то, что знался, по уверению самого же гетмана, с ворами и разбойниками и делил с ними добычу. Место Гордиенка занял Герасим Крыса.
Первые действия кошевого атамана Герасима Крысы сильно порадовали было гетмана Мазепу; собравшись с силами, новый кошевой атаман истребил ватагу Москаля, Ропухи и трех товарищей их и уже готовился водворить в Запорожье спокойствие и порядок, как между казаками вспыхнул настоящий бунт: они разбили несколько новых селитренных заводов на реке Самаре, в том числе и завод самого гетмана, и похвалялись разорить Новобогородицкую крепость и другие московские городки, построенные в Запорожье. Кошевой Крыса никак не мог справиться с бунтовавшей чернью, между которой более всего выказывали беспокойство праздные гультяи, со всех сторон прибывавшие в Сечь.
Гетман Мазепа, узнав о том, отдал приказ Полтавскому и Серденяцкому полкам быть в готовности идти на усмирение своевольников и ждал только приказания на этот счет из Москвы от ближнего боярина Федора Алексеевича Головина, ведавшего в то время Малороссийским приказом
[527].
Но в это же время к Головину пришла жалоба и от самих запорожцев из-под города Ладоги. В Ладоге стоял запорожский полковник Матвей Темник с товарищами, принимавший участие в войне русских против шведов. Сентября 11-го дня он послал письмо через полкового есаула и пехотного сотника боярину Головину с жалобой на то, что, состоя уже третий год на государевой службе, он никогда не нес такой нужды, как несет теперь со своими товарищами. Сперва казаки служили под Печерами и Быховом; там они получали по рублю на рядового и несколько больше того на старшину и борошна по одному кулю в месяц на четырех казаков; кроме того, имели сухари, крупу, сукно, свинец и порох. Ничего того в настоящее время кроме одного куля муки на 6 человек да одного четверика круп на 4 человека в месяц они не получают. От этого, питаясь из «своего хребта» и не получая в течение нескольких месяцев ни единой копейки, казаки пораспродавали всю свою движимость, сделались и голы и босы, оттого и просили ближнего государева боярина доставить им средства для их существования. А что до того, что казаки слишком замедлили своим переходом от Новгорода к Ладоге, вопреки приказу самого Головина, требовавшего от них, чтобы они как можно скорее поспешили своим приходом в город Ладогу, то в том виновны были не казаки, а сам губернатор новгородский: он дал им такое ничтожное судно, в котором не только идти, а даже повернуться нельзя было, чтобы «не запропастить» все войска
[528].