В то время, когда одна часть запорожских казаков подвизалась на низовьях Днепра, другая часть их действовала на Черном море против басурман. Здесь управлял сам властный кошевой атаман Яков Мороз, командовавший над казаками в 40 морских челнах. Заметив где-то на море турецкий флот, казаки внезапно бросились на него, разбили три турецких судна и при этом захватили 5 турецких писем, которые визирь вез с собой к хану в Крым. После всего этого казаки повернули с моря в устье Днепра, но тут им заступили место с двух сторон скопища басурман: на гирле турецкие войска, с поля хан со всей ордой. Басурмане стали делать «наступы» на казаков и много им «наскучать». Кошевой атаман сперва дал им бой, но потом, рассудив, что он не может с товарищами своими подняться вверх по Днепру, пристал до Стрелицы, все суда и вещи в реке потопил, а сам с войском и с языками, числом 27 человек, пеш ночью промеж ордами до Таванского острова и оттуда до Сечи в целости пришел. Из Сечи кошевой, собрав большую депутацию в 600 человек казаков, все турецкие письма с собственным листом гетману Мазепе отослал. В своем письме Яков Мороз писал так: «Получив высокопочтенную государскую грамоту и отцовское вашей вельможности повеление, посланное войску запорожских казаков, о выходе в Черное море против врагов, мы сделали то не словом, но по своему древнему отважному рыцарскому промыслу, совершили то самым делом, лишь только нам выпало к тому время. Выплыв на Черное море в 40 судах, которые могли сделать только от убожества своего, мы, не морща чела, знатно отвагами своими стали против неприятелей святого креста и, встретясь с каторгами на море, сильно ударили на них; однако, вследствие малости своих судов, не могли им сделать большого зла, хотя и одержали победу над некоторыми из них. После этого, повернув водным путем в гирло Днепра, мы увидели много поганских сил, оттого пристали к другой, со степи, стороне и пешие ушли вдоль Днепра. Ныне с нововзятым языками посылаем то знатное товариство наше с двумя полковниками, Григорием Сагайдачным, Петром Сорочинским и с тремя ватажными есаулами, которые в трудах обретались вашей милостивого добродея вельможности, и покорное прошение приносим, чтобы ваша вельможность, посмотрев на такие труды и рыцарские отваги их, изволили отпустить их к пресветлому монаршескому престолу, дабы они от царского пресветлого величества могли приобрести себе милость. Чрез то же товариство, едущее к вельможности вашей, посылаем для передачи его царскому пресветлому величеству наше желательное прошение: изготовить нам для морских походов на 40 стругов подошвы, досок, железа, якорей, парусов и других необходимых к тому вещей и к предстоящей осени прислать; о последнем мы особый лист и к его царскому пресветлому величеству посылаем. Мы же, войско запорожское низовое, поделав из тех пожитков собственными руками струги морские, будем всеусердно и верно служить найяснейшему монаршескому престолу, а вашей вельможности наносить нескончаемую славу»
[347].
За это время, июля 17-го числа, русскими войсками, под начальством самого царя Петра, малороссийскими казаками, под командой наказного гетмана Якова Лизогуба, взят был турецкий город Азов. После счастливой победы царь Петр Алексеевич послал Мазепе письмо и в нем требовал на радостях гетмана к себе. Мазепа немедленно выехал навстречу государю и нашел его в слободском городке Острогожском или Рыбном.
В отсутствие Мазепы, августа 20-го числа, названные запорожские полковники, есаулы и казаки, в числе 600 человек, пришли в Батурин, но увидели гетмана только в сентябре 14-го числа, по возвращении его домой.
Мужественные подвиги запорожцев в открытом море, их героическая стойкость в борьбе с многочисленным врагом в низовье Днепра, трагическая кончина одного из их вождей давали казакам полное основание рассчитывать на большую награду со стороны царя и должное внимание со стороны гетмана. Но гетман Мазепа, сам не обнаживший сабли за интересы русского царя, при всем том получивший от него большие дары, выступил ярым защитником царских интересов, когда к нему явились запорожские депутаты с просьбой разрешить им свобоный проезд в Москву. Опираясь на указы прежних царей о непропуске в столицу запорожцев в слишком большом числе, Мазепа не сделал исключения и на этот раз: он отправил представление к царю о приезде запорожских депутатов в числе 600 человек и от себя лично подавал мысль дозволить приезд в Мокву только 200 казакам, а остальным 400 оставаться в Батурине и в нем ждать возвращения своих товарищей из Москвы. Молодой царь, находившийся под обаянием недавнего свидания с Мазепой, обольщавшим всех своим польско-иезуитским обращением, во всем согласился с представлением гетмана Мазепы и приказал 400 казакам остаться в Батурине, а 200 позволил явиться в Москву. Но запорожцы, чувствуя за собой нравственное право, отказались принять такую честь. Запорожские же вожаки в решительном тоне объявили, что «в двухсотенном числе» они отнюдь в Москву не пойдут, потому что оставленные при гетмане 400 человек казаков не только лично полковников, но и всю старшину, едучи в Сечь, в дороге перебьют. В Сечи и теперь после похода казаков в Черное море с ватагом Чалым, когда часть их была перебита, часть забрана в плен, все еще имеется большая масса войска, ходившая, по воле царя, в Черное море против басурман, в настоящее время отправившая своих посланцев к гетману Мазепе и ждущая воздаяний за свои труды.
Получив такой ответ, гетман Мазепа вновь запросил царя, что предпринять против запорожских казаков, которые, стоя долго в украинских городах, «обыклым своим непостоянством вконец притесняют и разоряют малороссийских людей».
На второй гетманский запрос царь отвечал, что из всех 600 запорожцев никого не следует пускать в Москву. Однако ввиду того, что они на Черное море ходили, 3 корабля турецких разгромили и басурман в плен много побрали, а также ввиду того, чтобы они и впредь верно ему, великому государю, служили и над неприятелями промысл сухим путем и морем чинили, великий государь послал им жалованья по 1 рублю на человека, а всем вместе 600 рублей, кроме того, по аглинскому сукну, мерой по 5 аршин; зато впредь ту дачу их братии, запорожским казакам, ни в образец, ни в пример не выписывать. Деньги же и сукна с подьячим Афанасием Инеховым приказал прямо в Батурин отослать и там «велел гетману их шестистам человекам роздать, самих же (Козаков) из малороссийских городов в Запорожье отпустить, а к Москве не отпускать»
[348]. Но пока царское жалованье пришло в Батурин, тем временем запорожцы, снявшись со становищ, какие им были показаны в малороссийских городах, «путь свой к Сиче завзяли». И гетманские посланцы догнали их уже возле перевоза Переволочны и там «с рук в руки порядне казакам царскую казну передали»
[349].
Не дождавшись возвращения 600 человек своих посланцев, запорожцы и кошевой атаман Яков Мороз, сентября 11-го дня, отправили к Мазепе новых своих товарищей, полковников Герасима Крысу и Ивана Сухого, с партией в 80 человек, с каждого куреня, как у них водилось, по два казака, с просьбой пропустить всех в Москву, где они имеют просить царя прислать войску жалованья в 1300 рублей и дозволить обменять 340 пленных казаков, взятых в неволю с ватажным атаманом Чалым у устья Днепра, на 340 мусульман. Изложив все это в своем письме, запорожские казаки просили гетмана не оставлять их своими вестями о будущих предприятиях войны, чтоб не быть им в таком неведении, как были они при взятии города Азова от русских войск
[350].