Генерал Иван Георгиевич Эрдели. Страницы истории белого движения на Юге России - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Морозова cтр.№ 29

В глазах окружающих Эрдели состоял в законном браке, но с Марией Александровной, а не с Марией Константиновной. На страницах дневника он редко упоминал свою жену. О детях – чаще. Ивану было 26 лет, Мусе -22 года, Георгию – 17, Александру (Сандику) – 14 лет. Сын Иван успел уже и жениться, и разойтись с женой. Последний раз он видел их всех в мае 1917 года в Ясной Поляне у Толстых и не имел о них известий с осени. В течение 1918–1919 годов его семья находилась в Елисаветграде то под немцами, то под большевиками. К своему стыду, он о них переживает не так остро, как следовало бы: «И узнай о смерти твоих дочерей или одного из своих детей – я чувствую, что больше бы горевал о них, чем о своих детях» ^[170].

Иван Георгиевич с симпатией относился к детям Мары – дочерям и сыну Коле. В Екатеринодаре того обучала прекрасная учительница Елена Алексеевна Бубликова. Это он рекомендовал ее. Еще до наступления на Москву, когда деникинские войска вошли на территорию Тамбовской губернии, Эрдели послал офицера Дмитриева вывезти из Кирсанова Марию Ивановну Олив, мать Мары. Дочери от первого брака Марии Константиновны – Марина и Таня – по очереди отдыхали в Пятигорске. Там находилась его резиденция как главноначальствующего Терско-Дагестанского края. Бывала там и Мара, сняв дом в колонии Карас, ныне поселок Иноземцево. Эрдели приезжал туда ежедневно. По приглашению генерала там гостила и Надежда Вечная, которой Эрдели был обязан за помощь Маре во время болезни, когда у той было воспаление яичников: Вечная ночами не спала, делала ей компрессы. В знак благодарности Эрдели и Мара подарили ей этот отдых.

Наблюдавшая курортную жизнь этой пары Вечная так описала ее:

«Помню, когда Мария Кон[стантиновна] уехала в местечко Карас под Пятигорском, а генерал был в то время в Пятигорске, мне нужно было быть там, я приехала к М. К. и спросила, где я могу видеть генерала, она мне ответила, что в 12 часов он приедет из Пятигорска сюда к ней пить кофе, а ужинать и обедать он поедет туда» ^[171].

Меры по вывозу своей семьи он, по-видимому, не предпринимал, а писал так: если семья приедет…

«Если семья приедет, я должен буду о ней заботиться, я не могу бросить их как щенят на улицу, но это как опекун, как отец детей, а не как муж и не как одно целое! И какой я опекун? Ни гроша в кармане, что я буду им давать? Мусю нужно сунуть на службу, Георгия в добровольцы, Ваню также, пусть Сандик один при матери останется – учится. А может быть, Муся уже замуж вышла за своего венгерца? <…> А может быть, зарезали [нрзб.] всех. Не дай господи. На себе буду чувствовать вину, если их прикончили, а с другой стороны, что я мог бы сделать?» ^[172]

Мара, в отличие от Ивана Георгиевича, чувствуется, симпатий к его сыну Ивану, пробравшемуся на юг, не испытывала, писала, что «он непоправим». Вероятно, речь шла о его клептомании.

Если судить по содержанию дневника Эрдели, то муж Мары покажется человеком незначительным и серым. Подлинная личность Федора Дмитриевича Свербеева так и останется загадкой, ведь отзывам неблагожелательно настроенных людей верить не стоит. Все же он дослужился до действительного статского советника. Он мог достичь этого чина, только служа в Министерстве внутренних дел, ведь он был уездным предводителем дворянства, а на этой должности выше статского советника, чина V класса, за выслугу лет не давали. В РГАЛИ хранится адресованное ему письмо графини Натальи Михайловны Соллогуб (урожд. Боде-Колычевой) ^[173], мало добавляющее к облику Федора Дмитриевича.

Известно, что Федор Свербеев, находясь на Юге России, был заведующим продовольственной частью Отдела торговли, промышленности и снабжения; с 19 марта 1919 года – членом Совета начальника Управления продовольствия, с июля – помощником начальника Управления продовольствия ^[174]. В период московского наступления был назначен губернатором Орла, но пробыл на этой должности около недели. Россию покинул в марте 1920 года из Новороссийска на корабле «Константин», шедшем в Константинополь. В мае 1920 года находился в Югославии, но затем вернулся в Крым. И до эвакуации армии Врангеля служил в органах Всероссийского земского союза. В ноябре 1920 года эвакуировался на транспорте «Ялта» ^[175].

Из записки Вечной мы знаем, что Свербеев и Мара покинули ее екатеринодарский дом вместе. По-видимому, они отбыли в Новороссийск. Эрдели в это время выводил свои войска в Грузию.

По сведениям Тамбовского областного архива, Мара прибыла во Францию вместе с семьей своей сестры Веры Константиновны Андреевской и первоначально проживала у другой сестры, Софии Стефанской, в местечке Бурдонне, в 30 километрах от Парижа и в 50 километрах от Шевийи-Ларю.

Детали отъезда Мары с детьми в эмиграцию неизвестны. Но известно, что Андреевские эмигрировали через Финляндию, о чем рассказывается в воспоминаниях Владимира Михайловича «Как мы бежали из Петрограда» (при жизни не были напечатаны; опубликованы в сборнике «Проблемы истории русского зарубежья», вып. 2, Москва, 2008). Значит, Мара и семья ее сестры прибыли во Францию разными путями, но встретились там в доме Сони Стефанской. В сведениях о муже Стефанской Леониде Карловиче указано, что он эмигрировал в 1919 году. Таким образом, к приезду Мары и Андреевских Стефанские уже год жили во Франции.

Очень короткие воспоминания В. К. Андреевской, написанные в самом конце жизни, дают понять, что Андреевские оказались в эмиграции в бедственном положении. Они питали немалые надежды на богатых иностранцев, которые могли бы оказать им материальную помощь. Не всегда эти упования оправдывались.

У Андреевских и других их родственников не было своего жилья во Франции, ведь не случайно Вера Константиновна уделяла в своем письме особенное место факту наличия у ее подруги Наталии Нарышкиной собственной квартиры в Париже ^[176]. Та была дочерью служащего еще императорского русского посольства. В 1927 году княгиней Верой Константиновной Мещерской в Сент-Женевьев-де-Буа в 23 километрах от Парижа был организован приют для русских беженцев. Андреевские и многие люди круга их общения приняли деятельное участие в его открытии, став затем его пансионерами. Скорее всего, что среди них была и Мара.

Сын Мары Николай Федорович Свербеев, доктор медицины, в 1930-40-х годах проживал в Германии, опубликовал там несколько научных работ по медицине и погиб 27 апреля 1945 года во время штурма Берлина советскими войсками. Похоронен на православном кладбище Тегель в Берлине. Судя по надписи на установленном на могиле кресте, был женат на Эрике (1908–2001) и имел дочь Хелену (1942–1997) ^[177]. На копии родословной Свербеевой, имеющейся в Томском музее изобразительных искусств, от руки приписано, что у Николая было две дочери. О второй ничего не известно.