Страна коров - читать онлайн книгу. Автор: Эдриан Джоунз Пирсон cтр.№ 29

Уилл умолк, чтобы закурить сигару, которую обрезал несколькими мгновеньями раньше. Запах был ароматен и сладок, и даже некурящие за столом – а нас таких уже становилось большинство – его оценили. Уилл сделал долгую затяжку, помедлил, наслаждаясь вкусом, затем выдохнул дым. После чего продолжил:

– При таком-то моем наследии вы могли бы предположить, что история станет моим естественным родом занятий. Однако тут вы бы ошиблись. На самом деле мне всегда хотелось стать поэтом и писать стихи в рифму. Я не хочу сказать, что у истории нет своих плюсов. Но как сравнить ее с той свободой, какая проистекает из сочинения того, что будет существовать вечно? Вы б не согласились?

– Мы б согласились, мистер Смиткоут, конечно, согласились бы. Но, мистер Смиткоут, история разве тоже не длится вечно?

Уилл рассмеялся.

– Зовите меня, пожалуйста, Уилл.

– Но, Уилл, вы разве не считаете, что история также длится вечно?

– Так можно было бы решить. Но вот, наверное, нет ничего такого, что подчинялось бы капризу настоящего больше, чем наше прошлое. Подумайте только обо всех переоценках, что случились за эти годы. Раньше считалось, что рабы недостойны того, чтобы иметь собственные сказы и историю. А теперь они больше не рабы, а свободные люди со своей богатой литературой. (Черт, да у меня даже в классе есть один негроид – сидит прямо в первом ряду!) А женщины! Женщины были дочерями и сестрами, женами и матерями. Теперь же к ним относятся как к личностям, совсем как к вам или ко мне. Хотя, конечно, моя собственная жена предпочла бы первое последнему. Она была невероятной дамой…

– Была?

– Скончалась два года назад. Мы были женаты тридцать восемь лет.

– Какая жалость, Уилл.

– О, нечего тут жалеть. В свое время у нас с нею бывал изумительный секс!

Все рассмеялись.

– Да и не скажешь, что мы с нею снова не увидимся. Но я вот о чем: есть то, что длится вечно, и то, что лишь приходит и уходит. История приходит и уходит. Поэзия длится вечно. Техника приходит и уходит. Любовь длится вечно. Брак приходит и уходит… черт, да сама жизнь приходит и уходит. А вот память о вашей жене – она длится вечно…

– А журналистика? – спросила Этел. – Журналистика вечно длится?

– Нет, Этел, она просто приходит и уходит.

– А политика? – спросила Нэн.

– Приходит и уходит, конечно.

– А археология? Анализ данных? Координация особых проектов?

– Все это приходит и уходит! – объявил Уилл. – Все до единого! Хоть какого-то черта на этом свете стоит лишь что, что вневременно и вечно. Такое, чему нельзя научить, но оно передается из поколения в поколение как приобретенная мудрость и интуиция. Иными словами, все, чем мы занимаемся в колледже, – временно. Все оно мимолетно и фальшиво. Это трата времени, ресурсов и ведомственной…

– Проехали, Уилл! – сказал доктор Фелч.

– …Ну да. В общем, преподавать историю я начал потому, что, ну, тогда мы так делали. И я по-прежнему пользуюсь теми же конспектами, что у меня были, когда я только начал тридцать лет назад. Мне всегда все говорят, дескать, эй, Уилл, а чего ты не займешься чем-нибудь другим? Не встряхнешься чуток? Не подстроишь планы занятий под своих студентов? Не пойдешь им навстречу? В конце концов, мир за последние тридцать лет поменялся – и тебе неплохо бы измениться с ним вместе! А я отвечаю так: за каким чертом? В этом что – вечность? В конце концов, мы разве не должны стремиться ценить то, что длится вечно, превыше того, что приходит и уходит? Разве не должны мы стремиться оставить хоть одно неувядающее наследие, не растленное текущей модой?

После чего Нэн сказала:

– Мистер Смиткоут, расскажите нам, пожалуйста, о любви! Дайте нам каких-нибудь откровений о самой природе любви. Последние несколько часов мы все о ней думали, но пока не пришли ни к какому решающему определению. Вы можете нам помочь?

– Ну, – сказал Уилл, – любовь – такая штука, которую лучше оставлять невысказанной. Ибо чем больше пытаешься объяснить ее, тем больше она ускользает. Это как черная марашка у вас на сетчатке, что убегает, едва попробуешь посмотреть прямо на нее. Чтобы ее увидеть, нужно глядеть немного в сторону – только тогда она вплывет в отчетливый фокус. И потому, если б вы спросили у меня, что такое любовь, я бы ответил, что любовь – это не то, что она есть, а то, чем она была бы. Не болтайте попусту о самой любви, скажет вам истинный философ, а лучше сообщите мне, чем любовь быть не может, но была бы, если б не стала тем, что она есть. И точно так же я бы ответил вам, что будь любовь птицею, она была бы пеликаном. Будь любовь океаном земным, она была бы Атлантикой зимой. Будь любовь штатом Союза, она была б Индианой или Миссисипи… а может, даже Иллинойсом. (Но никогда, никогда и ни за что не Алабамой!) Будь любовь деревом, она была б баньяном. Будь любовь рыбой – была бы карпом. А если б любовь была высшим учебным заведением – если бы все желанья ее и небесное блаженство можно было бы превратить в кампус с елями и платанами, – она бы наверняка была регионально аккредитованным общинным колледжем. Ибо любви требуются открытые двери и открытые сердца. Она требует надежды и упорства. И, конечно же, – самопожертвования. Она воспитывает сноровку даже в самых косных и логичных из нас, равно как и способность преодолевать пересеченную местность на непредсказуемом жизненном пути. Будь любовь абстрактным математическим понятием, она была бы трансцендентными числами. Или примарностью. Будь любовь животным, она была бы жвачным. Будь любовь академической дисциплиной, она была бы философией. Будь любовь реликтом вымирающего жанра литературы, она была бы рифмованным стихотворением. Или очень длинным романом. Будь любовь знаком препинания, она была бы многоточием. Будь любовь транспортным средством. Будь любовь фонтаном. Будь любовь восьмицилиндровым двигателем. Будь любовь. Будь она. Будь…

Голос Уилла затих, и тут мы поняли, что он задремал – голова его теперь, как у младенца, покоилась на изгибе его руки. Он похрапывал. Видя это, Рауль взял у Уилла из пальцев сигару и загасил ее о край стола. Нэн смахнула у него с лица прядь седых волос, а Этел мягко надвинула федору ему на переносицу, чтобы прикрыть Уиллу глаза от солнца.

– Что ж, – произнес доктор Фелч, – похоже, мероприятие по сплочению коллектива для вас все же буду проводить я. Не так мы это планировали, публика. Но руководство требует стойкости. Следуйте за мной… – Мы все встали со скамей и двинулись следом за доктором Фелчем к краю загона. За спинами у нас Уилл Смиткоут остался храпеть, лицом по-прежнему в изгиб руки, за столом для пикников. – Вот сюда… – сказал доктор Фелч и подвел нас к алюминиевой ограде, окружавшей обширный загон, где в дальнем углу уныло стоял один-единственный черный теленок. Он щипал какое-то сено, выложенное ему в угловую кормушку. – А теперь, – сказал доктор Фелч, – нам пора научиться тому, что на самом деле означает командная работа…

И с этими словами он распахнул перед нами алюминиевую калитку, чтобы мы вошли. Шагнув в загон, мы услышали слабый и горестный звук, который маленький теленок издал на другой его стороне.