Лунный свет - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Чабон cтр.№ 31

– Брюква была первый сорт.

– Я готов был поклясться, что почки натуральные.

– Да, они добавляют настоящую мочу, – сказал дед. – Придает нужный аромат.

Он заложил руки за голову и с удовольствием подвигал ступнями в казенных носках. В отличие от брюквы с крахмалом, зернового кофе и свекольных конфет, эрзац-выпивка Ауэнбаха вполне успешно заменяла настоящую.

– Кстати, о моче, – сказал Ауэнбах. – Твоя очередь пробовать, Рико.

Он тщетно оглядывался, ища, куда налить виски. Фабрику, поставлявшую в «Маунт-Роял» посуду, в том числе стекло, уничтожил самолет-снаряд Фау-1. Стаканы с гостиничной монограммой сперла мимолетная подружка деда из женских вспомогательных войск по имени Меригольд Рейнольдс. Из лаборатории на Грейт-Камберленд-стрит реквизировали мензурки, но их Ауэнбах занял под домашний проект: эксперимент по получению лекарства от укачивания. Всю дорогу из Лэнгли он провел, уткнувшись в пакет и производя звуки, похожие на собственную фамилию, с лицом того же цвета, что его форменная рубашка. О завтрашнем коротком перелете в Париж он думал с ужасом.

– Фу ты, желудь, – сказал он. – Я же хотел притырить в баре пару стаканчиков.

Желудь. Жозефина Парижская. Желтые ботинки. Всякий раз, как жизнь требовала ругнуться, Ауэнбах выдавал очередной эвфемизм. Их были сотни, и они почти не повторялись. У деда было немного знакомых лютеран. Он гадал, дают ли они детям список таких слов для заучивания.

– Ладно. – Он поставил бутылку на комод и произнес голосом Ч. Обри Смита ^{57}: – Стаканы я нам, положим, добуду. Сделай что-нибудь с твоей треклятой трезвостью.

– Один стакан, – ответил дед, откладывая журнал. В статье Габера было восемь страниц. Он читал ее месяц. Каждая фраза, набитая формулами, была ми́лей битого стекла, по которой предстояло проползти. Сейчас дед был на шестой. – Мне нужна ясная голова. Вдруг придется проспрягать deisobutanisieren ^{58} в будущем совершенном.

– Чепуха, старик. Даже слушать не хочу.

Ауэнбах ушел в гостиную номера, где шел эксперимент по созданию лекарства от укачивания. Дед слышал, как он говорит: «Йод твою медь».

– Я бы предложил тебе просто выпить из бутылки! – крикнул дед. – Но не хочу, чтобы цивилизация рухнула.

Зачпокали пробки. Дзинькнула пипетка. Зазвенело стекло, словно влюбленные чокаются бокалами. Ауэнбах вернулся в спальню с тремя мензурками. Каждая была наполовину заполнена месивом густотой и прозрачностью от топленого сала до моторного масла. Приготовление лекарства началось с того, что Ауэнбах прокипятил в старом имбирном шнапсе какую-то траву, выросшую на руинах разбомбленного здания.

– Готово уже? – спросил дед.

– Наверное.

Ауэнбах поставил мензурки на комод рядом с бутылкой. Перелил содержимое двух в третью, оставив на дне блестящую пленку противорвотного.

– Как прошел концерт? Что Гленн?

Всякий раз, оказываясь со своим военным оркестром в Лондоне, майор Гленн Миллер тоже останавливался в гостинице «Маунт-Роял» и ежевечерне давал концерт. За последние несколько месяцев Ауэнбаху раза два-три посчастливилось обменяться со своим кумиром несколькими словами – исключительно о лондонской погоде, о которой, разумеется, лучше вообще молчать. Для Ауэнбаха то были встречи с махатмой. Они скрашивали его существование на много дней вперед.

– Концерт был удручающий, – сказал он. – Честно, не могу объяснить, почему именно.

– Играли плохо?

– Технически безупречно. Аранжировка великого Джерри Грея, короткие энергичные фразы. Все чисто и слаженно, как тогда в «Мейфлауэре». – Ауэнбах налил в каждую мензурку ровно на два пальца виски. – Не знаю, что не так. Такое чувство, будто старина Гленн выдохся. Поговори с ним, Рико. Вправь ему мозги.

В «подразделении Т» дед почти ничего не рассказывал о себе, даже Ауэнбаху. Рассказы о его прежней жизни являли собой смесь четверть правды и домыслов. Якобы он был рэкетиром в нью-йоркских и филадельфийских бандах и при посвящении в гангстеры в качестве обряда инициации прострелил себе живот пулей, натертой сырым чесноком, чтобы было больнее. Он откусывал врагам уши и скармливал бродячим псам. И если он тебе улыбнется – эту выдумку особенно любил Ауэнбах, – это будет последним, что ты увидишь в жизни. Сам Ауэнбах достаточно часто вызывал у деда улыбку, так что мог смеяться над этим преувеличением, и достаточно с ним сблизился, чтобы поддразнивать его мифическим бандитским прошлым. Дедова скрытность могла пугать, а могла не пугать (это уж каждый решал для себя), но когда он все-таки заговаривал или проявлял какие-то чувства, это было очень убедительно. Именно Ауэнбах стал звать его Рико в честь героя Кэгни из «Врага общества» ^{59}. Насколько я знаю, ни до, ни после прозвищ у деда не было – он бы такого просто не потерпел.

– Попробую, – ответил дед, понимая, что на самом деле выдохся Ауэнбах, и не зная, что с этим делать.

– Ладно, – ответил Ауэнбах и помешал виски пипеткой, чтобы взболтать оставшееся на дне лекарство от укачивания. – Пей.

Дед поставил мензурку на тумбочку между кроватями и взял «Журнал прикладной химии».

– Брось, Рико. Пей. – Ауэнбах силой отобрал у деда журнальную подшивку и бросил через плечо. Она с возмущенным шелестом раскрылась в полете и хлопнула о стену. Обои были с модерновым рисунком из колец и линий, часто мучивших моего деда, которому мерещились в них невозможные ароматические углеводороды. – Опять видишь гетероциклические соединения на обоях?

– Нет.

– Я серьезно, старик. В любой другой вечер. Не сегодня.

– А чем сегодняшний вечер такой особенный?

Ауэнбах взял себя в руки. Его пращуры с верой и твердостью терпели неурожаи, падеж скота и студеные зимы. Он мог справиться с одним упрямым филадельфийским евреем.

– Надо подумать. Ну вот, например. Завтра тебя загрузят в «дуглас» и отправят в такое место под названием Германия, где, по слухам, велика вероятность встретить много вооруженных людей, которым захочется украсить твою мадам Сижу свастикой из пуль.

– Так то завтра.